— Смотри, как только подрумянились, нужно доставать, — показала она мне. Я потянул руку к печенью, — нельзя, ему нужно отпыхнуть и отдохнуть.
— Но оно же так и проситься в рот, — в манере маленького ребенка заявил я. Элина нежно улыбнулась.
— Нужно подождать, оно еще не готово. Тепло внутри должно равномерно распределиться и печенье до готовится уже вне духовки.
Элина положила печенья на железный стол у плиты, и пришла помогать мне.
— Попробуй еще раз.
Я в очередной раз его раскатал, пытался перевернуть, а оно снова порвалось.
Элина отмотала пекарскую бумагу чуть длиннее, положила ее на стол и присыпала мукой.
— Попробуй раскатать сразу на бумаге, так легче, — я покорно согласился, хотя мое самомнение пошатнулось.
Я раскатал тесто очень недовольным, и Элина это почувствовала.
— Положи скалку, — я удивился, но сделал, так как она просила, — помнишь, глубокий вдох, медленный выдох?
— Я спокоен, — я старался сдерживать раздражение.
— Тесто все чувствует, пожалуйста, вдох-выдох.
Я подчинился. Я взял скалку и снова начал раскатывать.
— Положи скалку, — снова спокойным тоном сказала Элина.
— Что опять?! — уже не скрывая раздражения, произнес я.
— Успокойся, давай я закончу, — Элина взяла скалку и раскатала ровный пласт, я подошел к формам и взял несколько штук, — я сама.
Элина подошла ко мне и вынула у меня вырубки спокойно и невозмутимо. Я же психанул, сняв фартук, вышел из кухни. Я решил выйти покурить. Выйдя на улицу я оказался под небольшим дождем. На улице было пусто, капли дождя сверкали от света фонарей, а окружающее пространство стало еще более прозаичным. Я не стал доставать сигареты, опрокинув голову наверх, я закрыл глаза, капли падали на мое лицо, остужая и предавая бодрости, как утренний душ. Я сделал вдох, и слегка морозный осеней воздух проникал в меня, даря сил и энергии. С выдохом я выпустил весь негатив дня. Я зашел обратно на кухню уже спокойным и полным сил. Элина уже перенесла бумагу с тестом на противень и сделала формы, она доставала орешки. Я одел фартук и помыл руки.
— Так, посыпим орешками и в духовку, — воодушевленно сказал я.
— Именно, — радостно ответила Элина, отсыпая мне в руки орехи.
Мы посыпали дроблеными орехами печенье и слегка руками вдавили их в тесто. Элина открыла духовку, и я поставил готовиться печенье.
— Минут 15 и все готово.
— А украшать будем?
— С шоколадом очень красивые, думаю, припудрим слегка сахарной пудрой и достаточно. А вот для печенья с орешками у меня есть отличное дополнение, — она открыла шкафчик и вынула оттуда сироп, — вот! Кленовый сироп, будет очень вкусно.
— И красиво.
— А ты чего какой мокрый? — Элина потеребила мои волосы.
— Выходил дышать на улицу, а там дождь.
— Помогло?
— Вполне, теперь главное не простыть.
— Я пойду, заварю травяной чай! А ты следи за печеньками, как только…
— Подрумянятся, я их выну, — перебил я Элину, показывая, что я все запомнил.
— Правильно, — довольно сказала Элина.
Её не было минут пятнадцать, и я немного задремал сидя у духовки, от нее шло тепло и я, уставший от напряжённого дня, не удержался. Придя в себя, я быстро вынул печенье из духовки.
— Идеально! — сказала Элина, войдя на кухню.
«Фух, повезло» — подумал я.
— Теперь уборка, чай и по домам.
«Уборка?!» — подумал я.
— А может завтра утором, я перед работой приду? — умоляюще, протянул я.
— Завтра я и так немного приберусь, я всегда начинаю день, приводя в порядок рабочее место, а сейчас нужно убрать, то, что мы намусорили и убрать все по местам.
— Хорошо, — сказал я устало, как школьник, которого заставили делать домашнее задание.
Элина мыла посуду и раскладывала все по местам, я мыл стол и полы.
— Чистота! Ну, что по дозе волшебства.
— Ага.
Элина полила сиропом печенье, и мы отправились пить чай.
— Только для меня это не волшебные печенья, а самые обычные, — утомлено сказала Элина.
— Почему?
— Там же чистика моей души, а она всегда со мной, — ответила мне Элина, показывая на сердце. Я посмотрел на нее с недоумением, но пытался скрыть свою растерянность.
— Ты считаешь меня страной, да? — скромно спросила Элина.
— Необычной, но это не плохо, просто, для меня это непривычно.
— Не стесняйся, так считают многие, ты еще очень мягко это выражаешь.
Я увидел в ее глазах боль, наверное, такое присуще всем людям, отличающимся от других.