— Вы бронировали? — около входа стояла девушка с книгой брони.
— Нет, а нужно?
— К сожалению, все столики заняты, приходите в другой раз, лучше заранее бронируйте. Вы можете взять изделия с собой.
Я посмотрел на Эли вопрошающим взглядом, она будто прочитав мои мысли кивнула.
— Хорошо, мы возьмем с собой, а в следующий раз обязательно заранее забронируем.
Мы прошли к витрине, на ней был разнообразный выбор пирожных, тортов. Глаза разбегались.
— Я, пожалуй, доверю выбор тебе, — сказал я Эли.
— Давай возьмем эклеры, они здесь изумительные…. Хотя лучше вот те пирожные… А нет, вот наполеон божественный, — Эли тоже растерялась.
— Нам вон те эклеры, вот эти пирожные и 2 кусочка наполеона.
— Хорошо, — девушка за витриной начала упаковывать выбранные нами изделия.
За витриной показался мужчина лет 40, одетый в смокинг и брюки с элегантной прической и выправкой.
— Мадмуазель Элина! Вы ли?! — резко сказал мужчина, увидев нас.
— Добрый вечер Жюль! — улыбнулась ему Эли.
— Вы совсем не изменились, мы по вам скучали.
— Я тоже… — Эли немного растерялась.
— Как видите мадмуазель Элина, мы так и не нашли вам замену… Лучше вас никто не печет.
— Спасибо.
— У Элины теперь своя пекарня, — вклинился я в разговор.
— Уви? — удивился Жюль.
— Да, — смутилась Эли, щеки ее снова покраснели, а глаза опустились слегка вниз.
— Так это к вам, наверное, вся улица ходит.
— Именно, — снова я вклинился, видя, что Эли совсем растерялась.
— О вас ходят легенды, как я мог не догадаться, что это вы.
— Приходите, и вас угостит.
Жюль слегка растерялся.
— Хорошо.
Я забрал пакет с вкусностями, взял Эли за руку. Показывая, что нам пора.
— До свидания, Жюль, рада была тебя увидеть.
— И я, мадмуазель, — он сделал небольшой поклон, — оревуар!
Мы вышли из кондитерской, и пошли обратно в сторону волшебного спокойствия.
— Какой-то индюк напыщенный… — сказал я свои мысли вслух.
Эли засмеялась.
— Так и есть.
— Вот! Не люблю таких.
Эли лишь пожала плечами.
— Куда пойдем лакомиться?
— Пошли в пекарню, — улыбнулась Эли.
— Пошли.
Мы не торопясь пошли обратно. Атмосфера вернулась и на душе ощущалось умиротворение, даже шаг стал медленнее.
Элина открыла пекарню. Она пошла, заваривать чай, а я раскладывал пирожные на столе. Эли вернулась через несколько минут, и мы начали трапезничать.
— Вкусно?
— Да, но без души как у тебя, я просто к сладостям равнодушен… Вот твои это другое.
— Ты мне льстишь. Но когда там работал месье Густав, было вкуснее.
Мы закончили, воцарилось неловкое молчание. Мы сидели и смотрели каждый в свою сторону. Эли наслаждалась видом в окно, а я наслаждался Эли.
— Я думала ты больше не придешь.
— С чего ты взяла? — удивился я.
— Ты с утра был сам не свой, я почувствовала холод в общении, обычно это означает прощание.
«А ведь я так и думал с утра. Как она так считывает» — удивлялся я про себя.
— Просто утро такое, но я понял, что ты мне дорога, я хочу с тобой общаться и не мог не прийти сегодня, — я взял руки Эли и вложил в свои.
— Не надо, — она забрала руки и убрала под стол.
— Что не надо?
— Все это… Я думаю, не стоит… Просто я… Я не хочу…
— Я тебя не обижу… Если ты хочешь, будем общаться как друзья, — говоря это, сердце сжалось, так будто для него это неприемлемо.
— Я… я … не знаю, что я хочу… Я запуталась.
— Я тебя не принуждаю… Хочешь, я пока не буду приходить, — я чувствовал сильное напряжении у Эли, я все испортил сегодняшним утром, теперь она боится.
— Нет! Приходи, — Эли резко сказала и сама же смутилась, — если сам захочешь.
— Очень хочу.
Эли вернула руки на стол, и я снова взял их. Она смотрела в окно, делая вид, что ничего не происходит, но в глазах у нее была растерянность. Мы просидели так очень долго и просто молчали, а я все больше понимал, что я хочу большего, но сдерживал себя.
— Пора по домам, — вдруг прервала тишину Эли.
— Хорошо.
Мы вышли из пекарни, и я по традиции, проводил Эли до дома.
— Мы в субботу, с друзьями, решили собраться, хочу тебя пригласить. Если ты не против.
— Я вам не помешаю?
— Как ты можешь помешать! — я нежно провел Эли по щеке и взял ее слегка за шею…
— Хорошо, я схожу с вами, — Эли растерялась, но не одернулась, — Доброй ночи, Сеня.