— Песок?
— Да. Очень странно ты выглядишь.
— Почему?
— Ну, какой сейчас может быть песок, в декабре?
— Песок…
— Да, — песок, — вопросительно улыбнулась девушка. — На дворе зима, снег, мороз…
— Песок?
— Да, именно он!
— Но ведь песком посыпают улицы и дороги! Именно во время зимы! — возмутился я. — Всё логично и объяснимо!
— Но песок, который я обнаружила на тебе, не был обычным песком. Он какой-то особенный. Я бы сказала — экзотический.
— Знаешь, в Полинезии не бывает зимы и снега. Там все ходят голыми, лентяйничают, периодически сбивают с пальм и других деревьев какие-то плоды, не торопясь, ловят рыбу и ни о чём таком сложном не думают. Им, в принципе, на всё наплевать. И они правы, потому что мир намного проще, чем о нём думают всякие высоколобые умники, сидящие в своих вонючих, хотя и кондиционируемых, офисах.
— Милый, ну, как такое возможно? Человек всегда о чём-то думает. То о еде, то о питье, то, извини, о всякой нужде.
— Согласен, — улыбнулся я. — Погорячился.
— Ну вот…
— А самое главное и основное заключается в том, что человек постоянно думает о любви! — грустно произнёс я.
— Конечно.
— Мы думаем о любви даже тогда, когда, вроде бы, она нам особенно и не нужна, и мы её давно не ждём и не жаждем, и от неё давным-давно отвыкли. Мы живём своей обычной жизнью, занимаемся привычными и рутинными делами. Зачем нам нужна любовь, к чему она нам сдалась, особенно в пожилом возрасте? Вроде бы всё так. Но…
— Милый, может быть, ты поешь, выпьешь что-нибудь, расслабишься? — участливо, нежно и легко произнесла Стелла.
— Нет! — решительно произнёс я и попытался встать, но это у меня не получилось. — А ты знаешь, в чём заключается вся парадоксальность ситуации?
— В чём?
— Вся парадоксальность нашего ощущения, восприятия и ожидания любви заключается в том, что мы в неё подчас и абсолютно не верим, а всё равно надеемся встретить! Не смотря ни на что! Всем неминуемо грядущим смертям назло! Мы совершенно не воспринимаем любовь, как нечто реальное. Мы мечтаем о ней, как о чём-то совершенно нереальном и, практически, недостижимом, тайном, загадочном и прекрасном. Но ведь всё намного проще! Любовь просто тихо стоит рядом с нами и нежно касается нас своей чувственной и тонкой рукой. Она ласково и солнечно улыбается, и сулит нежданные и долгожданные перемены. Какая любовь без перемен!? Какие перемены без любви!?
— Да, наверное…
— Вот скажи мне, какие фильмы ты смотришь? Назови их главные темы и содержание.
— Какой, однако, переход!
— А, всё-таки?
— Ну, я смотрю в основном мелодрамы. Иногда боевики.
— А на чём они основаны?
— Любовь и война… Любовь в войне, война в любви…
— Вот то-то и оно!
— Милый, так что же с тобой произошло?
— В смысле?
— Ну, отвечай на прямо поставленный вопрос!
— Да, твоя профессия отложила явный отпечаток на твою натуру!
— А как ты хотел? Бытие определяет сознание.
— Бессмертная формула!
— Да, согласна. Слава марксизму!
— Вообще-то, в философии марксизма всё построено на совокупности заимствованных философских теорий, которые ранее существовали. Гегель и Фейербах — это только вершина айсберга, на котором разлеглись вольготно Маркс, Энгельс и Ленин.
— Ну, о чём мы говорим?!
— Ты знаешь, а я ни в какой Полинезии жить бы не смог.
— Хороший переход! Почему?
— Потому что суть не в Полинезии, а в твоём ощущении мира. Есть у меня один друг. Он постоянно куда-то ездит, путешествует. Ему этот мир интересен во всём его разнообразии, во всяческих его проявлениях. Суть его странствий в неожиданностях и суете дороги, в преодолении пространства, в бесконечном познании чего-то нового, ранее неизведанного, загадочного и тайного, понимаешь?
— Да, да, милый!
— Но я не такой, абсолютно не такой.
— А какой?
— Мне ничего не надо вновь ощущать и понимать. Я доволен тем, что находится у меня под боком. Ну, допустим, увижу я в дальних краях какие-либо древние развалины. Ну, задумчиво посмотрю на руины, покачаю головой и многозначительно вздохну. Ну, полюбуюсь каким-нибудь проснувшимся вулканом, или удивительным и фантастическим гейзером. Ну, поброжу, скучающе, по роскошным покоям княжеских или царских дворцов, которых имя — «тлен»! Ну, узрею на какой-нибудь очередной красной или жёлтой ковровой дорожке какую-то очередную толстожопую, грудастую и длинноногую диву, или сияющего самоуверенного хлюста. Ну и что?! Мне не нужны ни руины, ни гейзеры, ни развалины, не хлюсты! Меня от всего этого тошнит! Мне кажется, что тот, кто постоянно куда-то стремится и двигается, просто тешит своё самолюбие, удовлетворяет своё немощное, нереализованное и ничтожное «Эго»! Вот и всё!