— Зря ты так, милая… — скривился Антикв, тоже решительно отпил коньяка и очень укоризненно посмотрел на жену.
— Что? Я не милая тебе!
— Ты для меня вечно милая, любимая и желанная. Самая прекрасная женщина на свете!
— Ну, ну…
— Зачем же так травмировать человека!? — усмехнулся Антикв. — Ты же знаешь, как он трепетно относится к Милли, и как она, ещё более трепетно, относится к нему.
— А мне наплевать на их чувства!
— Так Милли, оказывается, трепетно относится ко мне?! — поразился я, допил бутылку коньяка, и чуть не прослезился.
— Да, все об этом знают! — нервно произнесла Альба. — Какая умопомрачительно тайная и удивительная, и сакральная история, какая неслыханная, обвораживающая и поражающая всех новость!
— Дорогая, тихо! Успокойся! Именно на этом человеке сейчас держатся все Миры и полностью зависят от него!
— Плевать! Негодяи, придурки и подонки вы все!
— Кто подонки конкретно?!
— А я-то причём тут? — сурово нахмурился я.
— Такой же мудак, как и все! Подлецы! Сволочи!
— Что, это относится только к твоему мужу и ко мне, или ко всему человечеству одновременно и в целом? Или, в частности, к каким-то неизвестным нам мужчинам? — поинтересовался я.
— Да, к обоим и ко всем! И все вы алкаши и гады! Все на этом свете и в иных Мирах! И неблагодарные вы уроды и упыри!
— Милая, ну, насчёт упырей ты, вроде бы, погорячилась. Нельзя так, — поморщился Антикв. — Я не забыл твоих признаний о Пикассо, Гойе и Веронезе, сука!
— Гады и сволочи! И ты, мерзавец, и твой приятель, — оба пропойцы, идиоты и дураки! Нет, нет! Полные придурки! — стала бесноваться женщина.
— Да, подчас наши мелкие грехи превращаются во что-то более крупное, — философски высказался я чуть не получил в лоб довольно сильно выпущенный ручкой Альбы, фужер.
— Ну, почему же ты никак не успокоишься!? — заорал Антикв. — Моё терпение подходит к концу!
— А как же мне успокоиться?!
— Милая моя!
— Ты знаешь, кто тебе мила!
— Ну, виноват я. Да, полностью признаю и бесконечно осознаю свою вину, чёрт возьми! — вспыхнул Антикв. — Но сколько можно напоминать, злиться и негодовать!? В конце концов, ты же трахалась со всеми, кому не лень!
— До бесконечности! — завизжала Альба. — Но это было тысячи веков назад! А ты ходил на случку с Милли совсем недавно! И это при живой, и, якобы, любимой жене!? Ненавижу!
— Всё! Я смертельно устал!
— Сволочь, гад!
— Да, согласен! И ещё я мерзавец, импотент и подлец!
— Ты трижды мерзавец!
— Да, да! Согласен! — пригорюнился Антикв. — Мне что, следует повеситься, вскрыть вены, застрелиться из ружья двенадцатого калибра или из револьвера сорок пятого калибра под названием «Магнум»!? Или утопиться, или выброситься с тридцатого этажа?!
— С трёхсотого!
— Почему именно с него?
— Чтобы летел ты очень долго и крайне печально думал о своём безумном поступке и обо мне!
— Милая…
— Какая я тебе милая!? Милли тебе мила, мерзавец! — заорала Госпожа Альба и исчезла.
— Да, у женщины очень серьёзная психологическая травма, — задумчиво произнёс я, медленно отпивая коньяк из очередной бутылки.
— Да, что есть, то есть. Конечно, я отнюдь не ангел. Идиот!
— Какая красивая, однако, у вас жена, — пробормотал я, чтобы хоть как-то поддержать моего новоявленного приятеля. — Очаровательная и обворожительная женщина. Какие выразительные глаза. А ножки?! А грудь?! Повезло вам.
— Эх…
— Странно! Очень странно… — задумчиво произнёс я. — Почему не наблюдаю гармонии в отношениях? Где счастье? Какого чёрта вам сдалась Милли, эта развратная и порочная сука? При такой-то прелестной женщине подле вас!? Вы что, полный придурок?
— Да, он самый! — зло дёрнулся мой собеседник. — Какое уж тут счастье!? Одно несчастье! Сам, конечно, виноват… Но Альба не менее порочна и развратна, чем Милли. Довожу эти сведения до Вас, дабы не было никаких иллюзий в отношении двух этих шлюх!
— Перебор!
— Согласен!
— И всё-таки? Ситуация предельно понятна, но конфликт как-то можно погасить и исчерпать. Всё в наших руках в этой жизни. Я вам помогу. Побеседуем с вашей женой вместе. Спокойно и обстоятельно. На трезвые головы. И всё будет в порядке!