— Наверное, — опустила голову. — Дима, я так боюсь... А если мои родители никогда меня и не поймут? — посмотрела растерянно.
— Ангел мой, твои родители уже все поняли. И, поверь, они тоже боятся, только, наоборот, того, что ты их никогда не простишь, — объяснял Дмитрий.
Он так уверенно это говорил... А вот Екатерине после стольких лет недоразумений, разлуки, упреков очень трудно было поверить, что родители займут, наконец, ее сторону, даже после того, как ее мать защищала тогда, возле горящего дома. Почему-то казалось, что это временный порыв. Но, даже если и так, это сейчас не самое важное. Только бы с отцом все было в порядке!
Подъехав к больнице, Дмитрий набрал мать Кати. Хотел уточнить, где ее искать. Оказалось, женщина на улице. И, уже подойдя ближе к корпусу, они ее заметили на скамейке в тени.
— Мама! — воскликнула Катерина, ускорив шаг, когда Дмитрий еще говорил с ней по телефону.
Мать поднялась и сделала несколько шагов к дочери, а потом обе как-то внезапно замерли на расстоянии метров полтора. Смотрят друг на друга и не решаются произнести ни слова.
— Инна Владимировна, как вы? Что с Григорием Анатольевичем? — Дмитрий решил взять контроль над ситуацией в свои руки.
— Я? Нормально, — махнула рукой женщина. — А... — всхлипнула и замолчала.
Судя по всему, она здесь и до их появления плакала.
— Мама, — Катя подошла чуть ближе.
— Несколько дней назад папе стало плохо. Но он об этом даже говорить не очень хотел. Вчера ушел на работу, как всегда, но вернулся еще до обеда, коллега привез. Сердце. Я сразу хотела вызвать скорую, но отец был против. А через несколько часов стало хуже. Я не послушалась, вызвала. Его госпитализировали. Сказали, что инфаркт. У нас состояние стабилизировали, но ровно настолько, чтобы можно было транспортировать. Надо было делать операцию, — снова заплакала. — Папа в операционной, Катя...
— Мама, — девушка сделала еще шаг и обняла мать.
И та, почувствовав прикосновение дочери, бросилась с крепкими объятиями в ответ.
— Прости! Дочка, прости меня, если сможешь! Я не прошу сейчас, потому что понимаю, насколько это трудно. Может, когда-нибудь... — залилась слезами.
Катя молчала. Трудно было что-то сказать, сама рыдала уже. Как давно они с матерью не обнимались!
От этих рыданий матери и дочери у Димы сердце разрывалось. Жаль обоих. Но не вмешивался. Им надо было выплакать все, что отягощало души.
Казалось, что мать не может наобниматься с дочерью. Ее можно было понять. После всего того ужаса Дмитрий и сам не мог от Екатерины и на шаг отойти, а с родителями же девушка даже говорить не захотела. Вот мать теперь наверстывает, пока есть возможность.
Сама же Катя, хоть и обнимала маму, но выглядела растерянной и будто сдерживала себя. Пыталась овладеть эмоциями, перестать плакать. Почему не давала полностью волю чувствам? Что старалась удержать в себе?
— Ой! — спохватилась Инна Владимировна, бросившись в сумочку за мобильным, который как раз заиграл. — Да! — ответила и застыла, слушая собеседника. — Правда? Спасибо! Спасибо! Да, я буду! Спасибо! — расплакалась снова и отключила звонок. — Операция прошла успешно. После обеда, возможно, пустят меня к папе, — сообщила дочери и Дмитрию, который уже подошел ближе.
Девушка как обмякла вся, выдохнула и села на скамейку, опустив голову.
— Все хорошо, доченька, — начала утешать мать, поглаживая ее по спине, и сама понемногу успокаиваясь.
— Поскольку у нас еще много времени, предлагаю пойти выпить кофе, прийти в себя и поговорить, — предложил Дмитрий.
И с ним никто не спорил. Пошли в летнее кафе неподалеку. Заняли уютный столик в уголке. Дима и здесь дал возможность матери и дочери побыть наедине. То ли просто повод придумал, то ли действительно надо было сделать несколько звонков... Дел все же было немало.
Правда, разговор не очень клеился. Долго молчали обе, устремив взгляды в свои чашки с кофе. Такое ощущение, что начать говорить для каждой — все равно что на тонкий лед ступить. И все же Катя решилась.
— Почему ты мне сразу не сообщила? Почему только сегодня Диме позвонила? — не глядя на мать, спросила.
Та вздохнула тяжело.
— Отец звонил Диме на следующий день после... — сказала, так и не глядя на дочь. — Я тоже звонила. Мы просто хотели узнать, как ты. Попросить прощения хотели. Но мы понимали, что ты не готова с нами говорить. Папа сказал, что мы должны принять это, не давить на тебя, не пытаться связаться. А ты, если когда-то почувствуешь, что готова и хочешь нас услышать и увидеть, сама позвонишь. Я поняла, что он прав, сказала себе, что надо смириться. Правда, когда отец попал в больницу, хотела сообщить, но он запретил. Сказал, что мы должны оставить тебя в покое, не мешать стать счастливой. А потом добавил, — всхлипнула, — если случится что-то, я должна тебе передать при случае, что папа любит тебя, — расплакалась и спрятала лицо в ладонях.
В душе огнем запекло! И у самой слезы потекли из глаз. Аж губы дрожали от боли и обиды.
— Как не вовремя вы решили дать мне свободу выбора, — пропустила сквозь зубы Катя.
— Я знаю, что причинила тебе много страданий, уже поняла, — закивала мать, — и мне очень жаль, что это понимание пришло через такие события. Даже подумать страшно, что могло бы произойти, если бы не Дима...
Мать подошла очень близко к тому, что волновало Екатерину. Грушин. А именно отношение родителей к нему и его поступку. Вот что мать скажет теперь? Она же так болела все время за этого подонка! И сейчас будет оправдывать? Будет жалеть?
— Ты с родителями Грушина общалась после всего этого?
— Они с нами общались, — скривилась женщина. — Его мать приходила. Хотела уговорить, чтобы мы за него вступились, потому что он от любви голову потерял. Паскуда! Еще совести хватило такое сказать! Видно вон, кто любит! — кивнула в сторону Дмитрия, который все еще говорил по телефону, немного отойдя.
— Почему ты никогда мне не верила? Мы же так много говорили обо всем, когда помирились... Ты же вроде и поняла... А потом что? Когда я приехала домой? Или ты притворялась, чтобы заманить меня? Руслан рассказал, что вы вместе ждали моего приезда! — посмотрела на мать.
— Нет. Нет, Катя, я верила, — перевела на нее взгляд. — Я услышала, почему ты сбежала. Но, вместе с тем, я поверила, что Руслан повзрослел и изменился. Мне всегда так жалко было его. Думала, что и он выводы сделал, поэтому... Да что уж говорить? Ошибка. Страшная ошибка, — тяжело вздохнула.
— Которая едва не стоила жизни мне. А еще под удар попал Дима. Материально только, хвала небесам. И чуть не попала под удар моя беременная подруга. А чем могло закончиться мое освобождение? Сколько людей могло погибнуть? Дима, Егор, ребята, которые помогали им... — не отводя глаз, проговорила Катя.
— Насколько я поняла, теперь Руслана ждет серьезное наказание? — уточнила мать.
— Если честно, в подробности не лезу. Дима все контролирует. Я ему доверяю. От ответственности этот негодяй точно не уйдет. Знаю только, что Грушину, скорее всего, еще и психиатрическая экспертиза светит.
Мать кивнула. А потом добавила:
— Хорошо, что у тебя есть Дима. Он очень хороший.
Вот с этим Катя была полностью согласна.
Глава 22
После обеда врач разрешил зайти в палату к отцу Кати. И хотя все немного боялись, что заставят его волноваться, но зашла все-таки она сама. Мать осталась в коридоре с Димой, который не отходил никуда и на мгновение. Кажется, даже врач как-то больше на него переместил свое внимание. Может, думал, что заплаканные женщины не в том состоянии, чтобы слышать его слова и понимать их суть? Дима же выглядел вполне собранным и адекватным. Да и интерес проявлял, не держался в стороне.
Дверь приоткрыла тихонько, заглянула в палату. Отец лежал, повернув голову к окну. Выглядел обессиленным. И бледный, как простыня на больничной койке. Катя зашла и закрыла за собой тихонько дверь. Постояла на пороге какое-то мгновение. Потом решилась сделать несколько шагов. Отец, видно, обратил внимание, что зашел кто-то свой, не медсестра или врач, потому что сразу же обернулся. И, казалось, что глазам не поверил! Нахмурил брови, голову пытался оторвать от подушки, но был слишком слаб для этого.