— Почему «удовлетворительно»? Какие у меня ошибки? — спросила она.
— Особых ошибок нет, но я оцениваю всю работу студента во время сессии, а не только ответ на экзамене. Вы, милочка, пропустили все мои лекции, хоть я предупреждал — заочникам, у которых и без того неприлично мало очных часов, ни одного занятия пропускать нельзя!
— Я не пропускала лекций, посмотрите в своем блокноте, где вы отмечали всех присутствовавших, — настаивала Алеся.
Она внутренним чутьем, никогда ее не подводившим, ощущала раздражение преподавателя, его возмущение назойливостью студентки-прогульщицы, которой вздумалось требовать высокий отметки. Профессор с недовольной гримасой раскрыл свой блокнот, увидел ряд плюсов напротив фамилии Новиковой, заметно удивился, поправил очки и сказал:
— Тем более вы больше «тройки» не заслуживаете: вы постоянно ходили и при этом умудрились совершенно ничем не запомниться ни на лекциях, ни на практических занятиях. Извините, но я не ставлю отличные оценки тем, кто тихой мышкой отсиживается в углу, пока остальные работают.
Алеся стиснула зубы и еле сдерживая слезы смотрела, как ей ставят жирный «уд», удостоверяя его профессорской подписью. От преподавателя буквально веяло злорадным удовлетворением. Идти жаловаться в деканат? О ее жалобе забудут, как только она закроет дверь, а письменное заявление отложат в сторону и тоже в итоге выбросят, ведь «никто не придет жаловаться повторно». Точнее, придти-то придет, но никто этого не запомнит, как не запомнил профессор ее многочисленных верных ответов, докладов и переводов с листа.
«Дискриминация связана не только с цветом кожи, — уныло думала Алеся, бредя домой через университетский сквер, — но и с паранормальными особенностями некоторых людей. Трудно бороться за свои права тому, кто не задерживается в чужой памяти. И лучше не вспоминать, как я пробовала летом устроиться на работу: меня искренне заверили, что берут и просят уже с утра выйти, но не успела я дойти до поворота коридора, как секретарь позвал следующего, пришедшего на собеседование. Нет, мама абсолютно права: мой единственный выход — это интернет. Виртуальный мир — это мой мир, в котором у меня тысячи друзей, помнящих обо мне, поздравляющих меня с праздниками и днем рождения, присылающих мне смешные картинки и видео, поддерживающих меня в трудные минуты, подкидывающих мне подработку. Мир, в котором я уже год успешно работаю переводчиком и даже неплохо зарабатываю на этом, не выходя из дома и не пытаясь заставить кого-то запомнить меня в лицо. Мир, в котором я успешно веду колонку юмора в мамином интернет-журнале и пишу фельетоны, пользующиеся неизменным успехом у читателей. Как говорится, если очень горько — улыбайтесь! Трагикомедия — это определенно мой жанр».
— Девушка, нельзя быть такой печальной в солнечный летний денек! Для Петербурга любой проблеск солнца — это повод для радости, — произнес за ее спиной приятный юношеский голос.
Алеся хорошо знала этот голос, он принадлежал Николаю Королькову с параллельного потока, жившему с родителями недалеко от университета в старом сталинском доме. Добродушному, милому парню с копной темно-рыжих кудрей и веселыми серыми глазами, любителю и защитнику животных, прекрасному шахматисту и активному члену театральной студии их университета. Кажется, Коля сейчас предпримет юбилейную, десятую по счету, попытку знакомства с ней в этом университетском сквере. И это только в сквере, а уж сколько всего их было — и не счесть…
Стоит отметить, что предыдущие девять попыток их уличного знакомства были весьма успешны: они успели сходить в океанариум, несколько раз посидеть в кафе, дважды покататься на катере по каналам Петербурга и раз — доехать на ракете до Петергофа, посетить выставки и просто прогуляться по набережной. Алеся помнила его любимые книги и фильмы, знала, как можно обыграть его в шахматы, памятуя о некоторых его слабостях в защите (она не раз сражалась с ним за клетчатой доской в шахматном клубе, хоть Коля и не помнил их увлекательных схваток), ходила на театрализованные представления, в которых он участвовал, и по мере возможности посещала все их репетиции, частенько замещая в сценках заболевших или прогуливающих репетиции актеров. Режиссеры очень хвалили Алесю и всегда просили приходить еще, утверждая, что у нее несомненный актерский талант. Алеся приходила и вновь слышала те же речи и так далее по кругу… как всегда. Но она не бросала театральной студии, потому что ей нравилось хоть изредка почувствовать себя частью группы, а не одиночкой, и потому что в ней занимался Коля.