Мы много раз говорили о напряжении, нарастающем на границе наших земель с племенем Свелл. Последние несколько месяцев призыв к активным действиям звучал все настойчивее, но нам понадобилось бы еще десять лет, чтобы создать сильную армию, чтобы защитить свои земли и народ. Во время нашествия Херджа мы понесли огромные потери, а теперь те воины, что выжили в той схватке, состарились и не могли достойно сражаться.
Словно угадав мои мысли, Аги вновь посмотрел мне в глаза. Его нога так окончательно и не зажила после тяжелого ранения в последнем сокрушительном сражении с Херджа.
Эспен повел нас дальше по тропинке, зловещая тишина окутала все вокруг, наполняя деревню. Весна растопила почти весь лед, сковавший воды фьорда, но его холодная свежесть до сих пор чувствовалась в порывах ветра, дувшего с моря. Над верхушками крыш вздымалась гора на фоне серого неба. Моя семья проводила зиму в засыпанной снегом деревне, где я родился, и не появлялась здесь несколько недель. Но если назреет война, все воины Надир непременно соберутся у фьорда через несколько дней.
Фрейдис, Лэтам и Майра уже ждали нас, когда мы вошли в ритуальный дом, их кожаные доспехи блестели от масла, а оружие было начищено до блеска. Рыжие волосы Майры, обрамлявшие ее белокожее лицо, сверкали подобно пламени, собранные в тугую косу, змеившуюся по ее плечу. Она была напряжена, словно тетива, готовая выпустить стрелу, стоя за спиной у жены Эспена. Та застыла перед алтарем, сжимая в руках кожух от его топора.
Он развернулся, закинув его за спину, и она затянула ремни и произнесла:
– Расскажите, как все было.
– Мы потеряли больше сорока человек, – Фрейдис заговорила первой, – они напали на Льйос под покровом ночи, примерно двадцать-тридцать воинов. К утру несколько выживших добрались до Ютана, и мы выслали на подмогу всадников, но воины Свелл уже скрылись.
– Как мы узнаем, что это не мародеры?
– Все мертвы, Эспен, – Фрейдис запнулась, – все погибли.
Я смотрел на них, мертвая тишина повисла вокруг. Если бы это был отряд мародеров, потери оказались бы незначительными. Кто бы ни ворвался в Льйос ночью, он пришел, движимый жаждой крови, а не ради шерсти, зерна или пеннингровКирр[1].
Эспен задумчиво двигал челюстями. Когда-то народ Надир состоял из двух кланов, и оба эти клана были гораздо больше и сильнее племени Свелл, горстки людей, скрывавшихся в отдаленных восточных лесах. Им удалось выжить лишь потому, что их попросту не заметили. Но после нашествия Херджа и объединения наших кланов племя Свелл обрело силу и превосходство. И теперь, наконец, они могли этим воспользоваться.
– Они прислали гонца, – произнесла Фрейдис, – воины Свелл.
– Гонца?
– Их верховный предводитель, Бекан, желает встретиться. В Льйосе. И хочет предложить примирение.
Эспен и Аги молча уставились друг на друга. Слухи о войне долгие годы бродили по долине. И потому предложение их предводителя о примирении не имело никакого смысла после первого нападения на деревню. Если только налет на Льйос не был делом рук самого Бекана.
– Это сделал не Бекан, – пробормотал я, размышляя вслух.
– Что? – Фрейдис вскинула бровь.
Я обернулся к Эспену.
– Люди Бекана действовали без его ведома.
Майра склонила голову набок.
– Откуда ты знаешь?
– Я не знаю. Но нам уже давно известно, что между их деревенскими предводителями нет согласия. Именно поэтому они до сих пор не выступили против нас. Думаю, люди Бекана действовали без его согласия и он хочет исправить ситуацию до того, как их клану придется вступить в войну.
– Это уже неважно. Слишком поздно, – процедил Лэтам сквозь зубы.
Самый старший деревенский предводитель среди нас, Лэтам никогда не скрывал своей любви к сражениям. Но никогда не забывал, как в один момент можно все потерять. И он был первым, кто настаивал на войне с кланом Свелл, когда слухи добрались до берегов фьорда.
Фрейдис стиснула рукоятку меча.
– Я могу подготовить воинов Надир и выступить в поход через три дня. Мы захватим их деревни одну за другой. Потери будут…
– Слишком велики, – закончил я.
Майра быстро взглянула на меня, поджав губы. Теперь я был на целую голову выше нее, но она по-прежнему выглядела столь же суровой и бесстрашной, как в тот день, когда я впервые увидел ее в нашей деревне с мечом в одной руке и со щитом в другой.
– Это ловушка. Они рассчитывают на то, что мы не хотим войны. Они пытаются заманить нас в западню, а затем прорваться к фьорду.
– Я пойду, – отведя взгляд, сказал я.
Она замерла, ее рука машинально метнулась к топору за спиной, а голос стал громче.