— Никаких кабинетов. Проводи меня скорее в отсек для пьяниц.
— Ну, милая, — замялся Демон, — я не могу, это будет слишком для твоих нервов, и без того порядком расшатанных… — Последнюю фразу он произнёс в сторону, чтобы девушка не услышала.
— Я хочу! — притопнула ножкой Сяо. — Веди меня сейчас же. Мы должны вытащить бедного папу из этой мясорубки. Что за бессердечное ты существо?!
— Да, да, конечно. Я понимаю. Извини, что я такой медлительный. Хотя в мясорубку попадают другого рода грешники. Твоему отцу она не грозит, — говорил Яньло, идя по коридору быстрым шагом. — Но я подумал…
— Нечего тут даже думать, а что это за коридор такой с дверями?
— Это, так сказать, административный отсек. В нём восемнадцать этажей, верхний выходит прямо на землю. Это наша мэрия. Контору я расположил отдельно от пыточных секторов, которые и называются в народе адом. И сделал тут звуконепроницаемые стены. Ну, сама понимаешь, занятие документацией — это дело, которое требует максимальной сосредоточенности. И мои секретари, как и обычные писцы, демоны со слабым сердцем. Они не выносят душераздирающих криков. По крайней мере, если бы они слышали их постоянно, конечно, это отразилось бы на качестве составляемых ими документов.
По дороге им попался черномазый малый с маленькими рожками и кистью за ухом, держащий под мышкой кипу бумаг. Он поклонился Яньло и Сяо и пробежал быстрее мимо них, низко опустив голову.
Каменные стены были покрыты паутиной и толстенным слоем пыли. Под ногами суетливо пробегали крысы.
— Что за антисанитарию вы тут развели? — Девушка брезгливо поморщилась и подобрала юбку, смерив неприязненным взглядом очередного попавшегося им под ноги грызуна. Крыса выдержала взгляд и ответила не менее презрительным фырканьем.
Демон смутился:
— Сама понимаешь, чисто мужской коллектив. — Он исподтишка погрозил кулаком слишком много берущей на себя крысе, но на ту это не произвело ни малейшего впечатления. — Всё откладываешь на следующий месяц. А там снова… Ну вот мы и дошли.
Они как раз подошли к концу тоннеля. Проход загораживал огромный камень. Как потом оказалось, тоже звуконепроницаемый. Демон, как водится, нажал на стенку рядом, камень тут же отодвинулся. И глазам Сяо предстала шокирующая картина. Ну, это для новичка шокирующая, на самом деле это были всего лишь серые будни как для грешников, так и для их мучителей. Ну, про котлы говорить нечего — стандартные, как во многих преисподнях. Добавим лишь, что они, по обыкновению, были покрыты сажей и черны, как морды орудовавших рядом лопатами чертей. Почему не вилами, спросите вы. А кто его знает? Только это были именно лопаты. Лопатами черти, прикрытые для приличия набедренными повязками, активно подкидывали в огонь торф или уголь. При этом огонь, несмотря ни на что, создавал какой-то особый уют, отражаясь на блестящих от пота, лоснившихся, как тушь, лицах чертей. Даже люди, сидевшие в котлах, кричали как-то душевно приглушённо, так что создавалось впечатление, что они получают некое изощрённое удовольствие от своих мучений. Это были грешники, уже давно отбывающие срок и более или менее приспособившиеся к новому образу жизни. А как это сделать, если не проникнуться сознанием мазохиста? Говоря иначе, общая картина была не так ужасна, как с первого взгляда показалось девушке. Демон горько вздохнул (сцена кипящих грешников никогда не оставляла равнодушной его чувствительную натуру) и провёл девушку к соседнему сектору. Может, в предыдущем отсеке и мучили садистов, раз им волей-неволей приходилось становиться мазохистами, — но тут, судя по воплям, люди действительно терпели ужасные страдания. Черти в белых халатах вливали им в рот из огромных бутылей какую-то подозрительную прозрачную жидкость, горевшую огнём. Среди мучимых был и наш преподобный старик-лис. Но он в отличие от товарищей по несчастью не больно-то орал, вернее, вообще молчал, с довольным видом держась за бутыль обеими руками.
У Сяо поначалу мелькнула мысль, не стал ли и её отец извращенцем. Но она тут же отбросила свои страхи.
— О святая Си-ванму! А я боялась, — радостно воскликнула она и, повернувшись к удивлённому Яньло, пояснила: — Я совсем забыла. Ведь мой папа занимался медитированием и йогой и всякими другими глупыми заморочками в этом роде. Вот уж не думала, что в этом есть практический смысл. А оно, оказывается, пригодилось. Я хочу сказать, что папа нечувствителен к боли.