– Заболеешь, – шепчет Слава, напрасно пытаясь запахнуть полы моей кожанки, но я ее останавливаю и снова тону в омуте ее блестящих серо-стальных глаз, как в первую нашу встречу.
– Не-а.
Поддавшись порыву и захлебнувшись в эйфории, я беру ее лицо в ладони, медленно обрисовывая пальцами ее скулы и восхищаясь точеными чертами. А потом набрасываюсь на Славкины приоткрытые губы диким поцелуем, мешая наши дыхания и выпивая ее до самого дна. Чтобы снова наполнить теплом, адреналином и нестерпимым желанием.
Мимо нас снуют многочисленные прохожие, заматывая носы в шарфы и пряча руки в перчатки, но нам со Стасей не холодно. Нас обоих захватил пожар, пустивший жидкий огонь по венам и разгорячивший кровь. Еще чуть-чуть, и снег под нами растает и превратится в одну большую лужу.
Окончательно потеряв голову от Станиславы, я притягиваю ее ближе к себе, выбивая рваный вздох из ее груди, и совсем не хочу отлипать от девчонки, не сразу складывая в слова доносящиеся до моего слуха разрозненные слоги.
– А Кирилл знает, что ты его девушку кхм…того?
Глава 10
Слава
Мерзкий ехидный голос вклинивается в мою Вселенную, где все сейчас идеально, и заставляет отпрянуть от Тимура и обернуться через плечо. Чтобы заметить недалеко от входа в кинотеатр вальяжного Ефима Абашина, с повисшими на нем с двух сторон кралями. Высокими, длинноногими, взгромоздившимися на ужасно неудобные жуткие шпильки и вырядившимися в экстремально короткие платья совсем не по погоде. Как будто совсем не боятся подхватить воспаление легких и слечь с простудой.
Я критично оцениваю это блестящее «великолепие» и, поставив «неудовлетворительно» по своей шкале, уныло вздыхаю, выпуская в воздух облачко пара. Делаю шаг вперед, возвращаясь в надежные объятья Громова, и прячу лицо у него на груди. Бьюсь об заклад, уже завтра «золотой мальчик» разнесет по потоку сплетни, приправив их выдуманными пикантными подробностями. А я совсем не хочу превращать свою личную жизнь в достояние общественности. Эх.
– А ты не суй свой нос, куда не просят, Абашин. Целее будешь, – обманчиво безразлично бросает Громов, крепче прижимая меня к себе и не оставляя сомнений в природе наших отношений, а я чувствую, как напрягаются мышцы его пресса под моими пальцами.
– И что ты мне сделаешь, интеллигент? – уверенный в своем превосходстве Ефим гадко смеется, ковыряя носком дорогих туфель небольшой сугроб, а мне очень хочется поправить корону у него на голове. Желательно, лопатой.
– Например, солью Игнатьевой, что это вы со Слонским взломали комп у нее на кафедре. Или поделюсь с Пановым, кто разбил аквариум с его любимыми рыбками и куда делись его кубинские сигары. А, может, позвоню в Администрацию и сообщу, что сын Абашина употребляет запрещенные вещества? – Тимур иронично вскидывает бровь, расслабленно водя ладонью вдоль моего позвоночника, пока я наблюдаю за тем, как медленно, но верно с лица Ефима сползает самодовольство, сменяясь злостью, раздражением и… испугом?
– Ты не посмеешь, – растерянно блеет троечник, растерявший весь лоск и представший посмешищем перед своими спутницами. И мне его совсем, вот ни капельки не жаль.
– Ты не лезешь в мои дела, я не лезу в твои. Идет? – пожимает плечами Громов, лишив оппонента выбора, и утягивает меня за собой, подальше и от застывших каменными изваяниями фигур, и от затеявших игру в снежки детей, высыпавших из здания, и от их мамаш, собравшихся в кучку и бурно обсуждающих последние тренды в воспитании этих самых чад.
Оставив за спиной поверженного Абашина и растаявшие, как дым, проблемы, мы неторопливо бредем по заснеженным улицам, вдыхая морозный воздух, и тихо счастливо смеемся. Заглядываем по пути в парк, где на открытой площадке красуются ледяные скульптуры, и какое-то время любуемся творениями неизвестного художника. А еще делаем десяток дурашливых селфи, которые я обязательно буду пересматривать, оставшись одна в квартире.
Налюбовавшись уличным искусством и слегка замерзнув, мы заруливаем в небольшую уютную кофейню, занимаем самый дальний столик в углу, куда почти не попадает свет, и заказываем две огромных порции фирменного какао с маршмеллоу. Чтобы через десять минут размеренно цедить горячий сладкий напиток, греть руки о темно-коричневые керамические чашки и тереться друг о друга носами, совсем как наивные влюбленные школьники.
Счастье витает в окружающем нас пространстве, оно оседает блестящими искрами на кончиках пальцев и наполняет изнутри. И мне совсем не хочется гадать, что нам с Тимуром готовит грядущий день. Особенно, когда Громов перетягивает меня к себе на колени, утыкается носом в мою ключицу и, сдвинув тонкую ткань вязаного кардигана, устраивает ладони у меня на талии. Отчего истома проникает в каждую клеточку тела, а в голове плывет пряный хмельной туман.