Она кивает, прежде чем потянуться вниз, чтобы попытаться снять туфли, но с треском проваливается и шатается вперед. Саске тянется, чтобы поймать ее, чуть не падая сам.
Оба падают на колени.
— Помоги. — Сакура умоляет, обвивая его руками и уткнувшись лицом в изгиб его шеи, оставляя мягкие, небрежные поцелуи вдоль его горла.
Саске безмолвно усаживает ее спиной к себе, одна рука ложится на поясницу, чтобы поддержать ее, а другая нежно тянет ее лодыжки ближе к нему. Она держит руки на его шее, пока он стаскивает с нее обе туфли и отбрасывает их в сторону.
Затем Саске наклоняется, чтобы поднять ее, несколько раз чуть не падая вперед, несмотря на то, насколько она легкая. Каким-то образом он сохраняет равновесие, пока, спотыкаясь, идет по темной квартире, держа ее как можно ближе.
С ее лицом, спрятанным в воротнике его толстовки, и ее руками, надежно обхватившими его шею, Саске — самый счастливый человек во всем мире.
Он пинком открывает дверь и, пошатываясь, идет вперед, трижды убеждаясь, что не уронит девушку на его руках. И когда он, наконец, карабкается к своей кровати и игриво позволяет ей плюхнуться на матрац, он, не теряя ни секунды, забирается прямо на нее, отчаянно впиваясь в ее губы.
Ее ноги и руки обвивают его, притягивая к себе так сильно, что он задается вопросом, не пытается ли она соединить их вместе.
Саске на мгновение отстраняется, затаив дыхание, глядя на бесстыдный голод, пылающий, как огонь, в ее остекленевших глазах.
— Трахни меня. — Шепчет она, протягивая руку между ними, чтобы сжать всю выпуклость на его бедре.
Его глаза расширяются, прежде чем он издает стон, пальцы скользят между ее ног под край ее платья. Они зацепляются за края трусиков, и он стягивает их с ее бедер, дергая их все ниже и ниже, пока они не соскользнут с ее изящных ножек.
Небрежно отбросив их в сторону, Саске насильно раздвигает ее ноги, чтобы показать небрежную влагу, размазанную по внутренней поверхности бедер и покрывающую половые губы ее возбуждением.
В этот момент нет никаких мыслей — только похоть, голод и его непреодолимая любовь к девушке распростерлись перед ним.
Отсутствие сексуального опыта не мешает ему наклоняться вперед и скользить пальцами по влажным губам между ее бедер. Его палец экспериментально ласкает ее отверстие, кружась вокруг него и слегка погружая кончик пальца внутрь, но так и не проталкиваясь полностью. Она вздрагивает с умоляющим стоном от его несправедливого поддразнивания, и это все, что требуется его раздутому пьяному эго, чтобы направлять следующие его действия.
Устраиваясь над ней, он прикасается своим ртом к ее губам, а его пальцы продолжают играть вдоль ее нижних губ, чувствуя и проверяя, как она извивается под ним с каждым движением. Когда его пальцы скользят по сладкому месту, от которого ее глаза расширяются от удовольствия, он повторяет движение — снова и снова, пока ее грудь не начинает дико вздыматься, а лицо искажается от удовольствия.
— Я никогда этого не делал. — Саске признается, пока его скользкие пальцы продолжают кружить по ее нервному узлу, слишком пьяный, чтобы заботиться о том, что он говорит, и переполненный жидкой храбростью. — Но я рад, что я с тобой.
Ее губы изгибаются в затуманенной улыбке, и она обхватывает его лицо рукой:
— М-м, я тоже очень рада.
Однако ее улыбка быстро превращается а стон, когда он без предупреждения погружает два пальца в ее вход, скручивая их против тесноты ее стенок, прежде чем зацепить пальцы вверх. Чувствуя текстуру ее ядра вокруг своих пальцев, когда он яростно вводит их внутрь нее, он опускает свое лицо и касается кончиком своего носа ее, смакуя каждый сладкий стон, который срывается с ее губ, прежде чем снова поцеловать ее.
Он проводит языком по ее языку, сладкое послевкусие коктейля со льдом Лонг-Айленда смешивается с ее слюной.
Сакура извивается под ним, напрягая и приподнимая бедра под его пальцами, чтобы уговорить его засунуть их глубже. Она хватает его за шею, хнычет между его поцелуями и выгибает спину, когда он толкается еще сильнее. На его раскрытую ладонь стекает лишняя жидкость, теплая и невероятно влажная. Судя по тому, как ее тело дергается под ним, он предполагает, что ей очень хорошо.
Саске прекращает нападение на ее рот, слегка отстраняясь, чтобы увидеть, как она умоляет и стонет. Его пальцы продолжают входить в нее, как поршень, не останавливаясь ни на секунду.
Ее глаза изо всех сил стараются оставаться открытыми, взгляд расплывается, стон за стоном вырываются из ее губ. Когда ее голова начинает отстраняться от него, его свободная рука взлетает, чтобы схватить ее за подбородок, заставляя ее еще раз встретиться с его острым взглядом. Он чувствует странную, инстинктивную потребность наблюдать за интенсивным наслаждением, когда оно танцует на ее лице, запоминая и впечатывая его в свой разум, зная, что он тот, кто заставляет ее чувствовать себя так; ее тело дрожит от экстаза, потому что этого требуют его пальцы.
Он делает особенно жестокий толчок, чтобы подчеркнуть свою точку зрения, темные глаза сияют, когда Сакура задыхается от восхитительного удивления.
— Саске!
К настоящему времени его собственное возбуждение так ужасно болит, что он физически не в состоянии больше это терпеть. Убирая свои скользкие пальцы с ее тела, он садится на колени и быстро расстегивает ремень. Учиха вытягивает ремень из штанов и бросает его куда-то в темноту, прежде чем несколько секунд возиться с застежкой на джинсах. После многих неловких попыток он, наконец, сбрасывает их с бедер вместе со своими боксерами.
В тот момент, когда его пульсирующий член высвобождается, он от удивления давится слюной, когда тонкие руки Сакуры обхватывают его.
Она садится, мастерски обхватывая руками его член так, что звуки, о которых он даже не подозревал, срываются с его губ. И прежде чем он успевает понять, что она делает, ее рот сжимает опухший кончик.
Голова Саске откидывается назад, губы приоткрываются, когда она всасывает его в свой горячий рот, рука все еще скручивает основание, пока ее язык бесконечно вращается вокруг него.
— Блять. — Он задыхается, опуская голову обратно, чтобы посмотреть, как она берет его член в свой влажный рот. Его глаза расширяются, когда он видит, что она смотрит прямо на него — полная греховного обещания. Электрическая вспышка возбуждения поражает его, когда ее голодные глаза впиваются в его, а член дергается у ее языка. — О, блять.
Она высовывает головку изо рта и медленно оттягивается назад, струйка слюны мерцает в лунном свете, проникающим в комнату из его единственного окна.
Все еще глядя на него снизу вверх, вся сияющая и возбужденная, она разрывает нить чувственным облизыванием губ.
— Ты когда-нибудь позволял кому-нибудь сделать… это? — Она дьявольски воркует, игриво дуя на вновь гладкий кончик.
Нет.
Дрожь пробегает по всему его телу, и он сглатывает, неопытный и неподготовленный. Сердце бешено колотится, кровь бешено стучит по его венам, а грудь тяжело вздымается, девушка под ним заставляет его мысли карабкаться в тысячах разных направлений.
Черт возьми, он не может не думать сквозь дымку, глядя на нее сверху вниз; на эту непослушную соблазнительницу, которую он никогда прежде не видел за всю свою жизнь.
Она наклоняется, чтобы слизнуть новую каплю предэякулята, собравшуюся в щели, прежде чем ее язык мастерски коснется чувствительного места под кончиком. Саске собирает все свои силы, чтобы не хныкать от этого чувства.
Непристойные нефритовые глаза не отрываются от оникса, когда она приподнимает его длину и позволяет своему языку скользить по его нижней стороне, прослеживая пульсирующую вену от основания до кончика, где она снова всасывает его между своими губами.
А затем она берет его глубже, скользя его твердой частью к задней части ее горла, где она давится. Стенки ее горла сжимаются вокруг него, и с его губ слетает мягкий сдавленный звук. Она вырывается только для того, чтобы снова принять его, проглатывая его снова и снова, пока каждый дюйм его тела не покроется ее запахом шалфея.