– Скоро будет еще лучше! ― пообещал Костя и, несмотря на все увещевания девушки, ступил на доски. ― Пойдем же!
Маша нехотя согласилась. И не пожалела об этом.
– Посмотри на то облако. Какое оно?
– Пунцовое какое-то, почти коричневое, ― девушка обвела жадным взглядом бесконечное небо. Как она пожалела в этот момент, что не умеет рисовать! Ей так захотелось бы забрать с собой всю его прелесть, все его очарование! Но, увы…
– А теперь закрой глаза, ― попросил Костя.
– Зачем?
― Просто поверь мне и закрой глаза. Девушка подчинилась.
– Дыши глубоко, почувствуй, как свеж воздух, как твоего лица едва- едва касается ветер, как он развевает твои волосы. Тебе хорошо, спокойно, свободно, ― Костя умолк.
– Пожалуйста, продолжай! Чего же ты?
– Открывай!
– Думаешь, это так легко? ― спросила Маша, приподняв уголки губ.
– Ладно.
Костя, стоявший немного позади, приблизился, чтобы видеть лицо девушки.
– Ого! ― Маша была в изумлении: пунцовые облака стали пурпурными, цвета настоявшегося вина. Они полно и гармонично отражались в реке, сливаясь с румяными листьями. На мгновение девушке показалось, что она очутилась в волшебной стране. И это чувство так не хотелось отпускать!
– Это чудо! ― призналась она. Костя только довольно усмехнулся.
– Закрой глаза еще раз. Теперь Маша не спорила.
– Представь, что ты идешь по аллее. Вокруг мирно шепчутся листья, теплое солнце согревает твои руки, тебе хочется петь, даже больше ― хочется жить. Ты чувствуешь, что можешь сделать все, чего бы тебе не захотелось. Ты счастлива… Открывай глаза!
Маша не сразу подняла веки. Но когда она все-таки решилась на этот опрометчивый шаг, то несколько секунд не могла выговорить ни слова.
– Теперь оно розовое! Но не совсем: там, на горизонте, почти малиновое, а над тобой ― сиреневое. Пожалуй, теперь это мой самый любимый цвет неба.
– Нет, выбери другой. Этот нравится мне!
– Девушкам надо уступать! ― напомнила Маша, смеясь, и, посерьезнев, добавила:
– Костя!
– Да.
– Все, что ты там говорил про свободу, спокойствие, жизнь, я могла бы сказать и тебе.
– Еще успеешь! ― вымолвил Костя и потупил взор, не выдержав настойчивого взгляда Маши.
Чтобы перевести тему разговора, он спросил:
– Что можно увидеть, если заглянуть в голову другого человека?
― Смотря в чью. У некоторых в голове шаром покати, как будто идешь по коридору, открываешь все подряд двери настежь, а там никого, только ветер гуляет. У других внутри такое столпотворение, что не протолкнуться, все куда-то бегут, что-то несут, целый рой получается. У одних в голове такой порядок: все на своих местах, если муха пролетит, будет слышно. А у других творческий кавардак, такой, что ладу не дашь, где что…
– А что в голове у меня?
– Я не знаю, это же твоя голова, тебе видней… ― ушла от ответа Маша.
Девушка повернулась к нему спиной, оперлась руками за перила и еще несколько минут смотрела на воду.
– Помнишь, ты спрашивала, видел ли я брата?
– Да, ― насторожилась девушка.
– Я его видел на этом самом мосту.
– Почему же ты к нему не подошел?
– Боюсь, он не очень был бы рад меня видеть, ― пояснил Костя, загадочно улыбнувшись.
«Да уж», ― подумала Маша, ― «не очень приятно видеть, как брат думает утопиться».
Вечером Костя предложил Маше послушать его игру на фортепиано. Молодые люди были в доме одни, так как родители парня уехали на отдых. Костя разучил одну из самых любимых Машиных мелодий —«Riva flowers in you» композитора Yiruma. Девушка слушала с нескрываемым наслаждением, она не могла оторвать глаз от темноволосой головы, от гибких, но неуверенных пальцев, скользящих по клавишам. Она повторяла, что ему нужна помощь, что его нужно спасти, и не верила своим мыслям. Зелень преданно сквозила в окнах, хотя на дворе уже стемнело.
Маша была так благодарна Косте за то, что он в нужную минуту оказался рядом, но не могла подобрать для этого слова, поэтому только смотрела и одобрительно улыбалась, она встала так, чтобы видеть лицо музыканта. Парень сразу же начал сбиваться и еле-еле довел мелодию до конца.
– Сыграй что-нибудь! ― попросил он, и Маша не смогла отказать.
Сама не зная почему, девушка стала играть песню, к которой не возвращалась очень давно. Она непроизвольно напевала, ее голос постепенно окреп и усилился:
― Там за стеною не спят,
Здесь за стеною нет сна.
И, понимая весь ад,
Холод бежит от окна.
Смотрят глаза в темноту,