Марина Келли
Девушка на перроне. Рассказ
– Лиззи!
Я бегу вдоль перрона красной ветки Бостонского метро и пытаюсь догнать сестру.
– Лиззи! Остановись!
Я кричу, но она меня не слышит. Вокруг полно людей, все спешат на работу, по своим делам, и никто не догадывается о том, что творится в голове у человека, идущего рядом с ним. Никто не замечает, как близок к краю пропасти незнакомец, оставивший сегодня утром на кухонном столе своей съемной квартиры прощальную записку.
Моя сестра сжимает в руках фотографию. Маленькое цветное фото размером девять на двенадцать. Опершись о красную колонну, она наблюдает за подъезжающим поездом. По ее щеке стекает одинокая слеза. Собранные в низкий хвост волосы растрепаны, пальто расстегнуто, длинный серый шарф свисает, касаясь уложенного плиткой пола.
Двери вагона закрываются, и Лиззи провожает его взглядом.
Вытерев слезы пальцем, она бросает на грязный пол черный кожаный рюкзак. Встав на колени, медленно расстегивает молнию и достает оттуда плюшевого белого медведя. Прижав его к груди, кладет на него подбородок и закрывает глаза. Низ пальто намокает от растаявшего снега, но она не обращает на это никакого внимания.
Я подхожу к сестре и стою за ее спиной.
– Лиззи, прошу, не делай этого, – шепчу я, глотая рвущиеся наружу рыдания, но слова проносятся мимо нее.
Сестра отнимает игрушку от себя и ставит ее к колонне. Достав из кармана помятое фото, на котором изображены три счастливых человека, ставит его около медвежонка.
Я оглядываю идущих мимо людей, но никто не замечает того, что делает моя сестра. Всем плевать.
Пассажиры бегут к поезду, следующему в сторону станции «Гарвард». С этой же станции моя сестра каждый день уезжает на учебу. Сейчас она работает там ассистентом профессора и учится в магистратуре. В это время она уже должна быть на своей работе, но сейчас, вероятно, пропуск, выговор или даже последующее увольнение значения для нее не имеют. Больше не имеют.
Боковым зрением я вижу вспыхнувший огонек. Это спичка, которая зажглась в руках Лиззи. Держа горящую деревянную палочку в правой руке, левой она достает из рюкзака свечу. Красивая свеча из покрашенного в оранжевый цвет воска. В хороший день он мог бы ассоциироваться с Солнцем и апельсинами. Сегодня же он напоминает мне желток протухшего яйца, которое я однажды случайно разбила в сковороду, жаря на завтрак яичницу. Ярко‑оранжевый желток затвердел и был окружен густым черным белком.
Пламя горящей спички обволакивает кончики пальцев Лиззи, но она не спешит тушить его. Она ставит свечу напротив фотографии и медленно подносит к ней огонь. Пламя разгорается, освещая собой три улыбающихся лица.
Сев на пол и скрестив под собой ноги, моя сестра медленно стягивает с себя вязаный шарф. Тот, который я преподнесла ей в подарок на прошлое Рождество.
Бережно свернув его в аккуратное кольцо, она кладет шарф под игрушку и ставит поверх него фотографию и горящую свечу.
Сделав глубокий вдох, она любуется полученным результатом. Ее взгляд безмятежен, а дыхание ровное.
Внося последние штрихи, Лиззи довольно смотрит на воздвигнутый мемориал и достает из сумки еще один предмет – свежую гвоздику, купленную в цветочном магазине около жилого комплекса, в котором снимает квартиру вместе со своей однокурсницей. Она ставит ее возле медведя.
Я же, отчаянно озираясь по сторонам, мысленно молю хоть кого‑нибудь из пассажиров метро обратить внимание на происходящее.
Яркое красное соцветие на фоне белой плюшевой игрушки напоминает кровь. Красивая и грустная картина, которая должна была стать сигнальным маяком для тех, кто проходит мимо. Сигнал о том, что человек рядом с ними нуждается в помощи. Но никто не останавливается, никто не спрашивает, нужна ли ей помощь. Никого не заботит то, что может случиться всего через пару минут. Это не их дело. Это то, что их не касается.
– Мы будем вместе, – ласково произносит Лиззи, смотря на стоящую перед ней фотографию. – Вечность вместе. Как ты и обещала.
Она вспомнила обещание матери, сказанное ею перед смертью. Тогда, когда мы вдвоем, будучи двенадцатилетними девчушками, сидели возле ее кровати и наблюдали за тем, как рак забирал последние отголоски жизни из ее измученного болезнью тела.
Я сглатываю свинцовый ком и замечаю, что в ладони Лиззи лежит еще одно маленькое фото, вытащенное из кармана. Четвертый человек. Краска местами стерлась, по краям видны помятины. Лиззи подносит ее к губам и целует. Маленькая слезинка скатывается по ее щеке и падает на лицо изображенного на фото человека. Это ее трехлетняя дочка, погибшая в авиакатастрофе всего месяц назад, – единственный человечек, который сохранял улыбку на ее лице.