Он расплылся в улыбке:
— Понятно.
Я взяла еще выпить и оглядела пустой бар. Очевидно, что никто в Ла-Холье не пьет «Маргариту» в 10:30 утра, кроме меня.
Не придумав никакого остроумного ответа, я повернулась к Фрэнки.
— Так что же мне делать?
Он пожал плечами.
— Снимись в шоу, получи свои деньги и возвращайся домой немного богаче и мудрее, чем раньше, полагаю.
Я твердила себе еще с самого первого разговора с Келли, что участвую в шоу только из-за денег. Однако в глубине души надеялась найти кого-то, кого смогу полюбить и кто будет любить меня в ответ. После нескольких минут молчания я решила, что не должна позволять Ретту портить мое мнение о нем или о других мужчинах.
— Думаю, ты прав, — вздохнула я.
Мужчина кивнул головой, потом осмотрел пустое помещение. Последовал легкий смешок, и он вытащил небольшой деревянный табурет за стойкой. Осторожно сел на шаткий стул, затем запустил руки в густые вьющиеся волосы
Его глаза встретились с моими:
— Мальчик или девочка? Если бы ты могла иметь только одного?
Я допила свой коктейль и отодвинула стакан.
— Что?
— Дети. Ты хотела бы мальчика или девочку?
Я нашла этот вопрос милым и не смогла не улыбнуться.
— Не знаю. Я не очень много размышляла на эту тему. А ты?
— Девочку. Надеюсь, у нее будет куча детей, так что бы я смог иметь дом, полный внуков.
— Почему девочка, а не мальчик? — спросила я. — Все мужчины обычно мечтают
о мальчике.
Он переплел татуированные пальцы и хрустнул костяшками:
— Правда?
— Конечно.
— Мальчики вырастают мужчинами, а мужчины — мудаки. Несмотря на разных родителей и воспитание они все равно ими становятся. Мужики — лжецы, изменники и сексуальные неудачники. Девочки? Девочки хотят только одного. Быть любимыми. Они невинны и просты. Итак, я хочу девочку. Я покажу мальчишкам, пытающимся добиться ее, и всему их дерьму дорогу к двери.
Он ответил бегло, словно отрепетировав, хотя я сомневалась в этом. Фрэнки всегда говорил так, что казалось, он не мог заставить вылетать свои мысли изо рта достаточно быстро.
Я изучала его татуировки, а после перевела внимание на лицо. Это второй раз, когда я была в этом баре, но я будто видела его впервые. Может, это его личность просвечивалась сквозь все эти красочные рисунки? Вероятно, что за его манерами, татуировками и смешно растрепанными волосами скрывался кто-то, кому я могла по-настоящему доверять.
— Ты же понимаешь, что врать запрещено, пока мы тут вместе болтаем? — спросила я.
Он рассмеялся.
— Я бармен. Никакой лжи.
Я послала ему свою лучшую соблазнительную улыбку:
— Ты разговариваешь во время секса?
Он приподнял бровь.
— Что?
— Во время секса. Ты разговариваешь?
Он усмехнулся.
— Что ты имеешь в виду? Грязные словечки?
— Ага.
— Лично мне это нравится. Я люблю и говорить, и слушать их. Нет ничего лучше, чем двое людей, говорящих друг другу грязные словечки во время траха.
— Ладно, а как насчет простых фраз? Ну, непосредственно во время процесса. Что-то вроде «о, да, я чувствую себя хорошо» или «давай попробуем это», или «подними ногу немного вверх».
Он ответил без выражения.
— Говорю, кажется.
Мне этого недостаточно.
— И?
Он сидел на табурете, опершись подбородком на руку, и заглянул мне в глаза.
— Грязные разговорчики во время секса? Это горячо. Особенно во время добрачного секса, и когда обе стороны наслаждаются звуком не больше, чем самим действием.
Мои глаза сузились.
— Секс до брака?
Он кивнул, как само собой разумеющееся.
— Да.
— Почему именно он?
Фрэнки встал и наполнил стакан из пистолета с газировкой.
— Налить?
Я покачала головой.
— Нет, спасибо. Все нормально.
Он сделал глоток и еще. Я раньше не замечала, но на костяшках его правой руки вытатуировано слово «выживать».
— Когда двое людей занимаются сексом вне брака, как правило, они выкладываются на полную, — сказал он. — После вступления в брак, они расслабляются. В браке секс уже не тот, особенно, если сравнивать с добрачным.
— Ты был женат?
Фрэнки снова отпил напиток.
— Не совсем.
— Поясни, пожалуйста. И мне еще один коктейль с манго. Посоленный с краю.
Он кивнул, сделал мне напиток и быстро вернулся с озорной ухмылкой на лице. Толкнув напиток через бар, ответил:
— Я женился, но все кончилось через три недели.
— Три недели! — ахнула я.
— Шестнадцать дней, если быть точным.
— Вау, можешь рассказать?
— Конечно, — он допил воду и поставил стакан в раковину. — Я поймал ее на измене.
— Через шестнадцать дней?
Он покачал головой.
— Пятнадцать. Я застал ее на пятнадцатый день, а на шестнадцатый брак был аннулирован.
— Как долго вы были вместе до свадьбы?
Он пожал плечами.
— Три года.
— Ох, мне жаль.
— А мне нет. Рад, что узнал об этом сразу. Так что, я был женат лишь технически.
Мой взгляд опустился вниз. Большой палец его левой руки зацепился за пояс, а рука свободно свисала у кармана. Слово «любовь» было вытатуировано на его левой костяшке.
«Выживай в любви».
Мне нравится.
Я посмотрела вверх:
— Ты верующий?
Он поморщился. Этот вопрос показался ему неудобным. Я понятия не имела, почему решила задать его, и, на самом деле, меня не волновал его ответ. Хотела бы я взять свои слова обратно.
— Религия и политика. Две темы, которые я не обсуждаю, тем более, здесь. Но, поскольку я пообещал быть честным, отвечу.
Фрэнки сел на табурет.
— Нет. В моих 185-ти фунтах (Прим.: примерно 84 кг) нет ни капли религии.
Пусть я и жалела о своем вопросе, его ответ стал мне интересен.
— Ты веришь в Бога?
— Да, конечно.
— Как ты можешь верить в Бога и не быть верующим?
— Религия — это организованная система верований. Я верю в то, во что я верю, и мне не нужно, чтобы кто-то в церкви указывал, как я должен жить, основываясь на своем восприятии Библии. Мы все можем интерпретировать ее по-разному и, вероятно, должны по-своему понимать сообщения, которые она содержит. Зачем позволять кому-то другому говорить, что мне делать, а что — нет? Извините, но этого не будет.
— Любопытно.
— А что насчет тебя? — спросил он. — Ты верующая?
Это трудный вопрос. В детстве я регулярно посещала с родителями церковь. Во время и после колледжа, я этого не делала.
Я повела плечами.
— Вроде бы. Я ходила в церковь, когда была ребенком. Хотя сейчас не так часто бываю там.
— Как и все, — он закатил глаза и ухмыльнулся. — После того, как мы выходим из-под опеки родителей, становимся личностями.
Я кивнула в знак согласия и сделала несколько глотков из своего бокала. Часы за его спиной привлекли мое внимание, и я поняла, что опаздываю на следующие запланированные съемки. У меня было немного, совсем немного заинтересованности в работе. Мне тут так весело!
— Наиболее отвратительный момент всей твоей жизни? — спросила я.
— Вся эта ху*ня? — он хмыкнул. — От рождения и до сих пор?
Я сделала еще один глоток.
— Угу.
Он остановился, провел пальцами по волосам и уставился в пол.
— Черт, я не знаю...
— О, дерьмо, — Фрэнки посмотрел вверх. — Отвратительный?
Я нетерпеливо кивнула, надеясь, что его ответ будет таким же интересным, как и он сам.
— Да, неприятный или разочаровывающий.
— Тодд Мастерсон и я купили по мотоциклу несколько лет назад, что заставляет меня вспомнить о другом случае, но я дойду до этого позже. В общем, мы ехали на них вместе, и одна леди свернула налево на красный свет прямо перед нами. Я был справа, а он — слева.
Он свел руки вместе, и его тон изменился от комичного до нагнетающего.
— Она ехала на проклятом «Субурбане» (Прим.: марка автомобиля Chevrolet Suburban), заняв весь перекресток. Так или иначе, я врезался в его заднюю часть, а Тодд — в переднюю. Я перелетел через руль и разбил заднее стекло, а Тодд впечатался в одно крыло. Его перебросило через капот машины, и он приземлился на другой стороне улицы, посреди перекрестка. Прежде чем он смог встать, загорелся зеленый, и другой автомобиль начал мчаться на него. Идиот, который спешил проехать через перекресток, переехал ногу Тода и сломал ее в двух местах.