Дениз и Эдди, подумал я. Боже. Ну и парочка.
Если кто-то и втянет меня в неприятности, это будут они. Либо он, либо она, либо оба. Так и будет.
Когда я пробегал мимо дома Чандлеров, Рут стояла на крылечке — забирала почту. Она улыбнулась и помахала мне рукой, а вода все хлестала и хлестала с крыши.
Глава пятая
Я так и не выяснил, что за черная кошка пробежала между мамой и Рут, но когда мне было восемь или девять лет, что-то произошло.
Перед этим, задолго до появления Мэг и Сьюзен, я частенько ночевал вместе с Донни, Уилли и Рупором на двух сдвинутых вместе койках в их комнате. Уилли имел привычку запрыгивать в кровать, и за эти годы успел переломать несколько коек. Не мог Уилли присесть или прилечь спокойно, — он на все бросался. Когда ему было года два или три, рассказывала Рут, он в хлам разнес свою кроватку. Из-за него все стулья на кухне шатались. Но койки, стоявшие в их комнате теперь, были крепкими. Они держались.
С тех пор, как мама и Рут поссорились, мне разрешали оставаться там лишь изредка.
Но я помню дни, когда мы были совсем малышами. Мы часами бесились, хохотали, шептались, хихикали, плевались сверху на тех, кто спал внизу, а потом приходила Рут, поднимала крик, и мы дружно засыпали.
Больше всего я любил карнавальные ночи. В открытое окно спальни, выходившее в сторону спортплощадки, вливались звуки каллиопы,[9] крики, гул и лязг оборудования.
Небо пламенело оранжево-красным, словно зарево лесного пожара, и, скрытый от наших глаз, вращался за деревьями «Осьминог», вспыхивая красными и голубыми огоньками.
Мы знали, что там происходит — сами только оттуда, с руками, все еще липкими от сладкой ваты. Но было в этом что-то таинственное — лежать так и слушать, ненадолго умолкнув, и завидовать детям и взрослым, воображая страх и ужас, царящие на огромных каруселях, куда нас еще не пускали. Лежать, пока не стихнут голоса, не погаснут огни, и на смену им не придет смех посетителей, рассаживавшихся по машинам.
Я клялся, что когда стану взрослым, уходить буду самым последним.
Сейчас я стоял один в палатке отдыха, ел третий за вечер хот-дог, и раздумывал: чего бы еще такого сделать.
Я прокатился на всех каруселях, каких хотел. Проиграл денег в каждой игре и на каждом колесе Фортуны, что здесь были, и все, что у меня осталось — маленький керамический пудель, которого мать сунула мне в карман, чтобы не потерялся.
Я уже отведал сахарное яблоко, мороженого и кусочек пиццы.
Покатался с Кенни и Малкольмом на «Бомбардировщике», пока Малколму не стало дурно, потом — с Тони и Лу Морино, и Линдой, и Бетти Мартин, пока они не разошлись по домам. Весело было, но теперь я остался один. Было десять вечера.
Оставалось еще два часа.
Не так давно я заметил Рупора, но Донни и Уилли до сих пор не показывались; не было и Рут, Мэг или Сьюзен. Странно, потому что обыкновенно Рут очень любила Карнавал. Я подумывал сходить через дорогу и выяснить, что к чему, однако это значило бы признаться себе самому, что я уже заскучал.
Я решил обождать.
Десять минут спустя появилась Мэг.
Испытывая удачу на номере «семь», красном, и подумывая о втором сахарном яблоке, я увидел, как она медленно идет через толпу, в джинсах и ярко-зеленой блузке — и тут вдруг почувствовал, что больше нисколечки не стесняюсь. Я дождался очередного проигрыша и ушел.
Похоже, я ей помешал.
Она смотрела на «чертово колесо», словно зачарованная, зачесывая пальцами свои длинные рыжие волосы. На руке что-то блеснуло.
Колесо вертелось вовсю. Сверху доносился девчачий визг.
Она взглянула на меня, улыбнулась и сказала:
По одному ее взгляду становилось ясно — она на таких не каталась. Как так можно жить, думал я.
— Класс, да? Быстрей всех почти.
Она снова посмотрела на меня, явно впечатленная.
— Правда?
— Ага. Точно быстрей того, что в «Плэйлэнде». Быстрей, чем «Остров Бертрама».
— Здорово.
Тут не поспоришь. Мне всегда нравилось, как мягко оно скользило по оси, нравилась простота его замысла и устройства, чего так не хватало прочим страшным каруселям. Мэг бы я этого сказать не смог, но всегда считал это колесо грациозным и романтичным.
— Хочешь попробовать?
В голосе проскользнуло излишние воодушевление, и мне захотелось умереть. Что я делаю? Она же старше меня. Небось, года на три, не меньше. Ну я и псих.
Я попробовал сдать назад.
9
Каллиопа (по имени музы эпической поэзии в древнегреческой мифологии) — паровой орган. Был разработан с целью замены церковных колоколов, однако прижился лишь в цирке и на ярмарке.