Мы молча стояли, пока Кенни не хлопнул меня по плечу.
— Время, — сказал он.
Мы подбежали к дереву, и я шлепнул Тони по лодыжке. Он соскользнул вниз.
Эдди слезать не хотел. Я взглянул на Тони. Тот пожал плечами, уставившись в землю. Ничего. Парой минут позже Эдди сдался и тоже спустился.
— Говно полное, — сказал он. — Да ну нахрен. Ну ее нахрен.
И они ушли.
Занятно. Эдди тоже разозлился.
Я не стал беспокоиться.
Мы полезли на дерево. Оказалось, нетрудно.
Наверху я вдруг ощутил прилив возбуждения. Было так хорошо, что хотелось смеяться во весь голос. Что-то должно произойти. Я знал это. Пусть Донни, Уилли и Эдди завидуют — нам повезет. Сейчас она встанет перед окном, и мы все увидим.
То, что я предаю Мэг, шпионя за ней, меня не волновало. Я едва ли вообще помнил, что она — Мэг. Будто бы мы шпионили не за ней. Это было нечто отвлеченное. Настоящая живая девушка, а не какое-то черно-белое фото в журнале. Просто женское тело.
Наконец я это увижу.
Все дело — в приоритетах.
Я бросил взгляд на Кенни. Тот ухмылялся.
Тут я подумал: с чего это все ребята так взбесились?
Это же весело! Пусть даже страшно, но весело. Страшно, что Рут внезапно выйдет на крыльцо и велит нам проваливать. Страшно, что Мэг посмотрит в окно ванной прямо нам в глаза.
Я ждал, уверенный в успехе.
Свет в ванной погас, но это ничего не значило. Мое внимание было сосредоточено на спальне. Именно там я должен ее увидеть.
Голую. Плоть и кровь. Прекрасную не совсем незнакомку.
Даже моргнуть я отказывался.
Там, внизу, где я прижимался к дереву, я почувствовал легкое покалывание.
В голове снова и снова крутились обрывки песни: «Иди на кухню, греми кастрюлями… Ты качаешь из меня душу как чертов насос…»[12]
Охренеть, думал я. Я тут, растянулся на дереве. Она в доме.
Свет в спальне погас.
Внезапно дом погрузился во тьму.
Вдруг захотелось что-нибудь сломать.
Разнести этот домишко в клочья.
Теперь я прекрасно понял, каково было пацанам до меня. Почему они так злились, и злились на Мэг — потому что чувство было такое, будто она виновата, что это именно она нас сюда притащила, наобещала с три короба и оставила с носом. Пусть я знал, что это глупо и бессмысленно, но ощущения были те же самые.
Сука, думал я.
И тогда я почувствовал вину. Потому что это было личным.
Это все о Мэг.
Тут мне стало нехорошо.
Я не собирался участвовать в этом безумии. Эта идея с самого начала была полным дерьмом.
Точно как сказал Эдди.
Вдруг причина всего этого переплелась с Мэг и с девушками и женщинами в целом, даже каким-то образом с мамой и Рут.
Все это было для меня слишком, так что я решил не зацикливаться.
Остались лишь уныние и тупая боль.
— Пойдем, — сказал я Кенни. Он все не отрывал глаз от дома, словно никак не мог поверить, словно ждал, что свет снова загорится. Но он тоже знал. Он посмотрел на меня, и я видел: он знает.
Мы все знали.
Мы строем двинулись к палатке. Молча.
Наконец, Уилли-младший разорвал тишину.
Он сказал:
— Может, возьмем ее в Игру?
Мы задумались.
Ночь пошла на убыль.
Глава девятая
Я был во дворе — пытался завести здоровенную газонокосилку; моя футболка насквозь пропиталась потом, потому что завести эту дрянь было не легче, чем моторную лодку. И тут я услышал крик — Рут орала как бешеная, чего я от нее никогда не слышал.
— Господи Иисусе!
Я уронил шнур и поднял глаза.
Так могла кричать моя мать, когда выходила из себя, что случалось нечасто, несмотря на открытую войну с отцом. Но когда Рут злилась, а злилась она обычно на Рупора, она просто смотрела на него, прищурившись и сжав губы, пока тот не заткнется или не прекратит баловаться. Этот ее взгляд был невообразимо устрашающим.
Мы часто ей подражали — Донни, Уилли и я, и смеялись — но, когда так смотрела Рут, тут уж было не до смеха.
Я обрадовался предлогу бросить борьбу с косилкой и подошел к той стороне гаража, откуда был виден их двор.
Во дворе колыхалось свежевыстиранное белье. Рут стояла на крыльце, руки на бедрах, и даже не нужно было слышать ее, чтобы понять — она по-настоящему взбешена.
— Ах ты говно такое! — сказала она.
И это, скажу я вам, меня просто поразило.
Понятное дело, Рут ругалась, как матрос. Это была одна из причин, почему она нам нравилась. Ее супруг, «этот смазливый ирландский ублюдок» или «тупой ирландский сукин сын», и Джон Ленц, мэр городка, — и, как мы подозревали, ее любовник на один раз — регулярно попадали под поток ее проклятий.
12
«Get out in that kitchen and rattle those pots and pans ... I believe to m’soul you’re the devil in nylon hose ...» — цитата из одной из первых песен в истории рок-н-ролла, «Shake, Rattle And Roll» Джесси Стоуна, в числе исполнителей которой значатся Билл Хейли, Элвис Пресли и многие другие.