Уилли шагнул вперед.
Он шел за ней следом. Медленно.
Так, будто подкрадывался.
— Ну все, — сказала Рут. Имея в виду, наверное, что Уилли должен теперь от нее отстать.
На мгновение все замерли.
Потом все заходили туда-сюда у окна, все злые и угрюмые, Уилли и Рупор, Донни, Рут и Мэг собирали что-то с пола, или стулья переставляли, или еще что, и медленно расходились. Голосов больше не было. Единственной, кого я не видел, была Сьюзен. Я сидел и смотрел.
Свет погас. Только из спален лились тусклые лучи света, и все. Потом и они пропали, и дом, как и наш, погрузился во тьму.
Глава пятнадцатая
В субботу на боулинге Кенни Робертсону не удалось сбить седьмую кеглю в десятом фрэйме, спэр не получился, и Кенни закончил со ста семью очками. Кенни был худощавым, и вкладывал в бросок каждый фунт своего тела, поэтому бросал как бешеный. Он вернулся, вытирая лоб отцовской счастливой перчаткой, не принесшей ему в этот день ни капли счастья.
Кенни уселся перед табло между мной и Уилли. Мы смотрели на Донни, стоявшего на своем любимом месте слева от второй стрелки.
— Ну что ты решил? — спросил он Уилли. — Ну, чтоб взять Мэг в Игру?
Уилли улыбался. Видимо, наслаждался жизнью. В этой игре у него наверняка набиралось сто пятьдесят, а такое случалось нечасто. Он покачал головой.
— Теперь у нас своя Игра, — сказал он.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава шестнадцатая
Ночами, что я проводил у Чандлеров, мы, когда набесимся вдоволь и заснет Рупор, любили поболтать.
Обычно мы с Донни. Уилли редко находил что сказать, а если что и говорил, то ничего умного. Но Донни был вполне смышленым, и ближе всех подошел для меня к понятию «лучший друг», и мы с ним болтали — о школе, о девчонках, о ребятах на «Американском противостоянии», о бесконечных таинствах секса, о стоящих рок-н-ролльных песнях по радио, и так далее, словом — засиживались допоздна.
Мы говорили о надеждах, мечтах, иногда даже о ночных кошмарах.
Донни всегда был зачинщиком этих разговоров, а я всегда их заканчивал. В какой-то момент, вконец изнуренный, я свешивался со своей койки и говорил что-то вроде: «Понимаешь, да?», а он уже спал, оставляя меня на милость моих мыслей, неудобных и невысказанных, иногда до самого рассвета. Уйти в мысли для меня было делом немалого времени, но стоило мне в них погрузиться, и я долго не мог отделаться от их послевкусия.
Я и сейчас такой.
Диалог теперь превратился в соло. Я не разговариваю. Неважно, кто со мной в постели — я молчу. Иногда мои мысли соскальзывают в кошмары, но я ими не делюсь. Сейчас я стал тем, кем только начинал становиться тогда — одиночкой.
Это началось, я полагаю, с той ночи, когда мать однажды зашла ко мне. Мне было семь. Я спал.
— Я ухожу от твоего папы, — заявила она, подходя ко мне. — Но ты не волнуйся. Я заберу тебя с собой. Я тебя не оставлю. Никогда.
И с семи до четырнадцати я ждал, готовился, отдаляясь от обоих родителей.
С этого, думаю, все и началось.
Но между семью и тринадцатью были Рут, Мэг и Сьюзен. Без них тот разговор с матерью, возможно, оказался бы для меня благотворным. Может, он просто уберег бы меня от шока и растерянности, когда этот час настал. Потому что дети стойкие. Они легко возвращают уверенность в себе.
Я не смог. И это потому, что случилось дальше, потому, что я сделал и чего не сделал.
Моя первая жена, Эвелин, иногда звонит мне, будит среди ночи.
— Как там дети? Все хорошо? — спрашивает она. Нервничает.
У нас не было общих детей, у меня и Эвелин.
Эвелин перебывала во множестве лечебных заведений, страдала приступами острой депрессии и беспокойства, но она все еще ужасна, эта ее одержимость.
Я ничего ей не рассказывал. Ничего и никогда.
Так откуда она знает?
Может, я говорю во сне? Может, однажды ночью я признался? Или она просто чувствует что-то, сокрытое глубоко во мне — единственную истинную причину, по которой мы так и не завели детей. То, из-за чего я никогда бы этого не позволил.
Ее звонки — словно ночные птицы, прилетающие почирикать у меня над головой. Я все жду, когда они возобновятся. И всякий раз они застают меня врасплох.
Это пугает.
Как там дети?
Я давно научился не тревожить ее. Да, Эвелин, говорю я. Конечно. С ними все в порядке. Ложись спать.
Но с детьми далеко не все в порядке.
И никогда не будет.
Глава семнадцатая
Я постучал в заднюю дверь.