Рут размахивалась все сильней. Нам пришлось отойти подальше.
Я считал. Шесть. Семь. Восемь, девять, десять.
Сьюзен задергала ногами. Пальцы, вцепившиеся в покрывало, побелели.
Никогда не слышал, чтобы так плакали.
Беги, подумал я. Боже! Я бы сбежал.
Но Сью, конечно, сбежать не могла. Ее будто на цепь приковали.
Это навело меня на мысли об Игре.
Рут, думал я, играет здесь в свою Игру. Черт бы меня побрал! И пусть я вздрагивал от каждого удара, но не мог отделаться от этой мысли. Она показалась мне изумительной. Взрослый. Взрослый играл в Игру. Не точь-в-точь то же самое, но близко.
И внезапно это перестало казаться таким уж недозволенным. Чувство вины сходило на нет. Однако возбуждение оставалось. Я чувствовал, как мои ногти врезаются в ладонь.
Я продолжал считать. Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать.
На лбу и над верхней губой Рут собрались капельки пота. Удары наносились механически. Четырнадцать. Пятнадцать. Под бесформенным платьем, видно было, как вздымается ее живот.
— Ух ты!
Рупор скользнул в комнату между мной и Донни.
Шестнадцать.
Он уставился на красное, перекошенное лицо Сьюзен.
—Ух ты! — снова произнес он.
И я знал, что он думал о том же, что и я — о чем думали мы все.
Наказания были делом личным, не для чужих глаз. В моем доме, по крайней мере. В любом, насколько я знал.
Но это — не наказание. Это — Игра.
Семнадцать. Восемнадцать.
Сьюзен свалилась на пол.
Рут склонилась над ней.
Все ее хрупкое тело трясло от рыданий, она закрыла голову руками и прижала коленки к груди, насколько позволяли скобы.
Рут тяжело дышала. Она натянула на Сьюзен трусики, подняла ее, уложила на кровать и расправила платье.
— Ну хорошо, — сказала она мягко. — Вот и все. Отдыхай. Еще два остаются за тобой.
А потом мы застыли на миг, прислушиваясь к приглушенному плачу.
Тут по соседству остановилась машина.
— Черт! — сказал я. — Мама!
Я пробежал через гостиную, выскочил в заднюю дверь и посмотрел сквозь изгородь. Мать припарковалась у гаража. Багажное отделение ее «универсала» было открыто, и она склонилась над ним, доставая пакеты с эмблемой «Эй энд Пи».
Перелетев через подъездную дорожку к парадной двери, я понесся вверх по лестнице в свою комнату.
Щелкнула задняя дверь.
— Дэвид! Спустись сюда и помоги мне!
Дверь захлопнулась.
Я вышел к машине. Мать хмурилась. Она отдала мне сумки одну за другой.
— Там было столько народу! — сказала она. — А ты что делал?
— Ничего. Читал.
Повернувшись, чтобы идти в дом, я увидел Мэг напротив дома Чандлеров. Она стояла под деревьями у дома Зорнов.
Она пристально смотрела на дом Чандлеров, жуя травинку. И при этом выглядела задумчиво, словно решала задачу.
Меня она, похоже, не заметила.
Интересно, подумал я, она уже в курсе?
И занес сумки.
Позже я пошел в гараж за садовым шлангом и увидел их во дворе, только Мэг и Сьюзен, сидящих в высокой пожухлой траве под березой.
Мэг расчесывала волосы Сьюзен. Расчесывала долгими плавными движениями, твердыми и выверенными, но в то же время осторожными, будто волосы жалились, если что-то не так. Другой рукой она поглаживала их снизу, касаясь лишь кончиками пальцев, поднимала и отпускала.
Сьюзен улыбалась. Не то, чтобы ее улыбка была уж очень веселой, но ясно, что Мэг ее утешила.
На мгновение я подумал, насколько же они близки, как крепко связаны, как одиноки и как любят друг друга. Я им почти позавидовал.
И не стал их беспокоить.
Шланг нашелся. Когда я выходил из гаража, ветер усилился, я и услышал, что Мэг напевает. Очень нежно, словно колыбельную. «Goodnight Irene». Песня, которую пела мать в долгих ночных поездках на автомобиле в моем детстве.
Доброй ночи, Айрин, доброй ночи, тебя я сегодня увижу во сне.
Весь день я ловил себя на том, что мурлычу эту мелодию. И каждый раз представлял Мэг и Сьюзен, сидящих в траве, и ощущал лучи солнца на лице, прикосновение расчески, и нежные ласковые руки.
Глава восемнадцатая
— Дэвид, у тебя есть деньги?
Я пошарил в карманах и вытащил мятую долларовую купюру и тридцать пять центов мелочью. Мы шли на спортивную площадку, Мэг и я. Там скоро начиналась игра. С собой я нес перчатку филдера и старый мяч, обмотанный черной клейкой лентой.
Я показал ей деньги.
— Займешь?
— Все?
— Есть хочу.
— Да?
— Хочу сходить в «Кози Снэкс» за сэндвичем.