Донни разрезал левый рукав до шейного выреза. Нож наткнулся на шов, но Донни всегда держал лезвие острым. Край блузки загнулся и повис.
Мэг заплакала.
Донни подошел с другой стороны, и точно так же разрезал правый рукав. После отошел назад.
— Шорты, — сказал Уилли.
. Нет. Пожалуйста.
— Не пинайся, — сказал Донни.
Молния на ширинке была и так наполовину расстегнута. Донни расстегнул шорты и потянул их вниз, на колени, потом поправил тонкие белые трусики, и стянул шорты на пол. Мышцы ее ног дрожали и дергались.
Он снова отошел назад и посмотрел на нее.
Мы все на нее уставились.
Мы уже видели Мэг в столь скудной одежде. У нее был раздельный купальник. В этом году все видели. Даже маленькие дети. Так что мы не увидели ничего нового.
Но тут все было иначе. Лифчик и трусики были не для чужих глаз, их могли видеть только девочки, а девочками в комнате были только Рут и Сьюзен. И Рут нам это позволяла. Даже поощряла. Эта мысль была слишком невероятной, чтобы над ней долго думать.
Кроме того, прямо перед нами была Мэг. Прямо перед нашими глазами. Чувства захлестывали любые мысли, любые раздумья.
— Готова признаться, Мэгги? — голос Рут был мягким.
Та согласно закивала. С энтузиазмом.
— Нет, не готова, — сказал Уилли. — Пока.
Бусинка жирного пота скатилась с его макушки на лоб, и Уилли ее вытер.
Теперь мы все вспотели. Мэг больше всех. На подмышках, в пупке, на животе поблескивали капли.
— Давай остальное тоже, — сказал Уилли. — И тогда, может быть, мы разрешим ей признаться.
Рупор захихикал.
— Сразу после того, как она станцует хучи-ку.
Донни шагнул вперед. Он разрезал правую бретельку бюстгальтера, потом — левую. Грудь слегка приподнялась, освободившись от чашечек. Лезвие скользнуло между них, и Донни принялся пилить толстое соединение.
Мэг всхлипывала.
Наверняка ей было больно плакать, потому что с каждым движением веревки врезались в кожу все сильнее.
Нож был острый, но ушло немало времени. Потом раздался слабый шлепок, и лифчик упал, обнажив грудь
Грудь была белее остального тела, бледная, влекущая, безупречная. Она содрогалась от плача. Соски были розовато-коричневыми, и — на мой взгляд — поразительно длинными, почти плоскими в конце. Маленькие полянки плоти. Формы, каких я никогда не видел, и сразу же захотел потрогать.
Я прошел дальше в комнату. Теперь Рут стояла прямо за мной.
Теперь я слышал собственное дыхание.
Донни опустился перед ней на колени и встал. На миг это было похоже на поклонение, на молитву.
Он сунул пальцы в трусики и потянул. Задержался.
Тут последовал еще один шок.
Ее волосы.
Маленький кустик светлых волос внизу. Там сверкали капельки пота.
Я увидел маленькие веснушки на бедрах.
Увидел складочку, наполовину спрятавшуюся между ногами.
Я изучал ее. Ее грудь. Интересно, каково это — потрогать ее?
Ее плоть меня поражала. Эти волосы промеж ног. Я подумал, что они мягкие. Мягче, чем у меня. Я хотел к ней прикоснуться. Ее тело, должно быть, горячее. Она дрожала без остановки.
Живот, бедра, крепкий белый зад.
Сексуальное возбуждение зрело и разрасталось.
Вся комната крепко пахла сексом.
Вдруг я почувствовал тяжесть между ног. Завороженный, я пошел вперед, прошел рядом со Сьюзен, и увидел лицо Рупора, бледное, без кровинки. Взгляд Уилли был прикован к кустику внизу.
Мэг перестала плакать.
Я повернулся взглянуть на Рут. Она тоже подошла поближе, и стояла теперь прямо в дверях. Ее левая рука поднялась к правой груди, пальцы нежно сомкнулись, и рука упала.
Донни стоял на коленях и смотрел вверх.
— Признавайся, — сказал он.
Мэг забилась в судорогах.
Я чувствовал запах ее пота.
Она кивнула. Иного выбора нет.
Только капитуляция.
— Отпусти веревки, — сказал он Уилли.
Уилли подошел к столу, развязал веревки, немного отпустил, чтобы она твердо встала на пол, и снова завязал.
Ее голова облегченно повалилась вперед.
Донни встал и убрал кляп. Я понял, что это желтый шейный платок Рут. Мэг открыла рот, и он вытащил изо рта какую-то тряпку. Донни бросил тряпку на пол, а платок сунул в задний карман джинсов. Уголок платка выглядывал наружу. Донни стал похож на фермера.
— Можно… Мои руки… — сказала она. — Мои плечи… болят.
— Нет, — ответил Донни. — Это все. Только так.