Но если ты — мальчик, то всегда можешь поделиться с отцом.
Так что я решил попробовать.
Теперь я считался достаточно взрослым, и время от времени должен был помогать отцу в «Орлином гнезде»: следил за запасами на складе, прибирался и все такое. Я был на кухне — стоял над грилем с точильным камнем и бутылкой содовой и сталкивал жир в боковые желобки, так как гриль медленно остывал, и жир от содовой становился все более вязким (монотонная работа, из тех, какой Мэг при мне приходилось заниматься не меньше тысячи раз) — и наконец я заговорил.
Отец делал салат с креветками и крошил в него сухарики.
Привезли спиртное, и через окно, разделявшее бар и кухню мы видели, как Худи, бармен, работавший в дневную смену, отмечал галочкой коробки в заказе и спорил с рассыльным из-за пары ящиков водки. Водка была домашней марки, и тот парень, очевидно, привез мало. Худи был зол, как черт. Он был худой, как шпала, и с характером столь взрывным, что половину войны провел на гауптвахте. Рассыльный аж взмок.
Отец увлеченно наблюдал за происходящим. Никто, кроме Худи, не стал бы раздувать скандал из-за двух ящиков. Отец попросту не стал бы платить за то, что недополучил. Но, наверное, именно гнев Худи развязал мне язык.
— Папа, — сказал я. — Ты когда-нибудь видел, что парень бьет девушку?
Отец пожал плечами.
— Конечно, — сказал он. — Пожалуй, да. Дети. Пьяные. Пару раз видел. А что?
— Как ты думаешь, это… нормально? Так делать?
— Нормально? Хочешь сказать, можно ли так делать?
— Ага.
Он рассмеялся.
— Интересный вопрос, — сказал он. — Иногда женщина может с ума свести. Вообще, я бы сказал, что нет. Есть много других способов вести себя с женщинами. Необходимо учитывать, что они слабей. Ты же не хулиган, понимаешь?
Он вытер руки о передник.
— Только вот что, — продолжил он. — Должен сказать, не раз видел, что они этого заслуживают. Если ты работаешь в баре, то всякого насмотришься. Женщины напиваются, шумят, оскорбляют всех вокруг, могут даже врезать парню, с которым пришли. И что ему тогда делать? Просто сидеть и смотреть? Тогда он может разок ей треснуть. Такие вещи надо сразу прекращать. Но, видишь ли, это исключение, подтверждающее правило. Никогда не бей женщину, никогда — и Боже упаси я тебя за таким застану! Но иногда ничего другого не остается. Понимаешь? Тут не все однозначно.
Я вспотел. От разговора не меньше, чем от работы. Но благодаря работе у меня было оправдание.
Отец принялся за тунцовый салат. В этом салате тоже были сухари, а еще — консервированные овощи. В соседней комнате Худи повел рассыльного к грузовику — искать пропавшую водку.
Я пытался понять, что отец имел в виду. Это мне всегда удавалось с трудом.
Иногда ничего другого не остается.
Это засело у меня в голове. А что, если Рут больше ничего не оставалось? Вдруг Мэг натворила чего-нибудь, а я не знаю?
Какой это случай: «никогда», или все-таки «иногда»?
— Почему спрашиваешь? — спросил отец.
— Не знаю, — ответил я. — Кто-то об этом говорил.
Он кивнул.
— А вообще, лучше держи руки при себе. Мужчина это, или женщина. Проблем меньше будет.
— Да, сэр.
Я налил воды на гриль и смотрел, как она шипит.
— Говорят, папа Эдди бьет миссис Крокер. И Дениз с Эдди тоже.
Отец нахмурился.
— Да. Знаю.
— То есть, это правда?
— Я не говорил, что это правда.
— Но это так и есть, да?
Он вздохнул.
— Слушай. Не знаю, отчего это ты вдруг так этим заинтересовался. Но ты уже вполне взрослый, чтобы знать, понимать, что… Как я уже говорил. Иногда тебе приходится, мужчине приходится это сделать, и он делает… то, что, как он знает, ему делать нельзя.
Он был прав. Я был вполне взрослый, чтобы понять. И я слышал в его словах подтекст. Внятный и ясный, прямо как крики Худи на улице.
Однажды по какой-то причине отец ударил мать.
Я даже почти вспомнил это. Как я очнулся от крепкого сна. Грохот мебели. Крик. И удар.
Давным-давно.
Внезапно во мне вскипела ярость. Я смотрел на его массивную фигуру и думал о матери. А затем пришло на смену холодное безразличие, чувство отрешенности и безопасности.
И меня осенило: об этом стоит поговорить с матерью. Она знала, каково это.
Но я не мог. Не смог бы, даже если бы она стояла здесь в эту минуту. Даже не пытался.
Я смотрел, как отец закончил с салатами, вытер руки о белый хлопчатобумажный фартук, который, как мы шутили, должен быть конфискован Министерством здравоохранения, и стал нарезать салями на электрической мясорезке, купленной недавно, и которой он так гордился, а я все драил и драил гриль от жира, пока решетка не засверкала чистотой.