— Мама не хочет, чтобы к ней ходили, — сказал Донни. Мы ехали на велосипедах в общественный бассейн, впервые за несколько недель. Погода стояла жаркая и безветренная, так что мы взмокли через три квартала.
— Почему? Я же ничего не делал. Меня-то за что?
Мы ехали вниз по склону и ненадолго расслабились.
— Не в этом дело. Ты слышал, что сделал Тони Морино?
— Что.
— Маме рассказал.
— Что?
—Да. Говно мелкое. Брат его, Луи, сказал. Ну, он не все рассказал. Наверно, все рассказать не смог. Но хватает. Рассказал, что мы держим Мэг в подвале. Рассказал, что Рут называет ее шлюхой, шалавой и бьет.
— Боже. И что она сказала?
Донни рассмеялся.
— К счастью для нас, они — строгие католики. Его мама сказала, что Мэг, наверно, заслужила, что она беспутная, и вообще. Мол, родители имеют на это право, а Рут теперь ее мать. И знаешь, что мы сделали?
— Что?
— Мы с Уилли сделали вид, что не в курсе. Взяли Тони с собой в «Бликерз Фарм», там, где лес. Он этих мест не знает. Короче, мы от него отбились, и он потерялся в болотах. Два с лишним часа блукал, а вернулся уже затемно. И знаешь, что прикольнее всего? Мама из него все говно вышибла, за то, что на ужин опоздал, да еще приперся грязнющий. Его мама!
Мы расхохотались и свернули на недавно залитую подъездную дорожку к зданию Дома отдыха. Поставили велосипеды к стойке и зашагали по липкому, сладко пахнущему асфальту к бассейну. На входе показали пропуска. Внутри была куча народу. Дети носились, пинались и шлепались в воду, словно пираньи. Детский бассейн был полон мамочек и папочек с детьми в плавательных кругах в виде утят и драконов. У трамплина выстроилась длинная очередь. Над мусорными бачками роились осы.
Крики, вопли и шум стояли такие, что можно было оглохнуть. Каждые тридцать секунд визгливо верещал свисток спасателя. Мы бросили полотенца и направились к восьмифутовой секции. Там уселись и стали болтать ногами в пахнущей хлором воде.
— Так я здесь причем? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Не знаю, — ответил он. — Мама сейчас вся как на иголках. Боится, что кто-нибудь еще расскажет.
—Я? Черт. Да я не расскажу, — сказал я. И вспомнил, как стоял в темноте над кроватью матери. — Ты же знаешь, что не расскажу.
— Знаю. Просто Рут сейчас чудит.
Я не мог надавить на него сильней. Донни не был так глуп, как его братец. Он меня знал. Он бы понял, что я давлю, и заинтересовался, зачем.
Так что я ждал. Мы шлепали ногами по воде.
— Слушай, — сказал он. — Я с ней поговорю, хорошо? Это же хрень полная. Ты у нас уже сколько лет бываешь?
— Много.
— Так что забей. Я с ней поговорю. Давай окунемся.
Мы скользнули в бассейн.
Легче всего будет уговорить Мэг.
На то была причина.
В последний раз, говорил я себе, мне придется стоять и смотреть, дожидаясь момента, когда мы сможем поговорить. И тогда я ее уговорю. У меня даже был план.
И тогда все закончится.
Мне следует только притвориться, что я с ними, что бы они ни делали. В последний раз.
Но все пошло не так.
Потому что этот последний раз едва ли не стал для нас роковым. Этот последний раз был ужасен.
Глава тридцать седьмая
— Можно, — сказал Донни на следующий день. — Мама сказала, можешь приходить.
— Куда приходить? — спросила моя мать.
Она нарезала лук на кухне. Донни стоял на крыльце и не заметил ее.
Из кухни жутко несло луком.
— Куда это вы собрались? — сказала она.
Я посмотрел на него. Соображал он быстро.
— Мы думали поехать на пикник в Спарту в субботу, мисс Моран. Семейный пикник. Мы подумали, может взять и Дэвида. Вы же не против?
— Не вижу причин вам отказать, — сказала мама, улыбаясь. Донни всегда был с ней безукоризненно вежлив и ходил у нее в любимчиках, пусть она и не переваривала всю их семью.
— Отлично! Спасибо, миссис Моран. До встречи, Дэвид.
Так что вскоре я отправился туда.
Рут снова была в Игре.
Выглядела она ужасно. Лицо все в язвах, которые она без конца расчесывала: на двух засыхали струпья. Волосы жирные, все в перхоти. Тонкая хлопчатобумажная рубашка выглядела так, будто она спала в ней уже много ночей подряд, не снимая. И теперь я не сомневался, что она похудела. Достаточно было взглянуть на ее лицо: под глазами мешки, кожа обтягивает скулы.
Она как всегда курила, рассевшись в складном кресле перед Мэг. За ней стояла бумажная тарелка с недоеденным сэндвичем из тунца, и Рут использовала сэндвич в качестве пепельницы. Из влажного куска белого хлеба торчали два окурка «Тарейтон».