У Скалы я собрал камней и осторожно спустился с берега. Водная гладь мерцала в лунном свете, разбиваясь о камни. Я залез на Скалу, достал деньги, сложил их и накрыл маленькой аккуратной пирамидкой из камней.
На берегу я оглянулся.
Камни и деньги во тьме были напоминали языческий алтарь, подношение древним богам.
Окруженный благоуханием зеленой листвы, я побежал домой.
Глава тридцать девятая
Потом я сидел на кровати, прислушиваясь к звукам уснувшего дома. Сам я думал, что не смогу уснуть, но не учел напряжения и усталости. Вырубился я на рассвете, когда подушка уже вымокла от пота.
Спал плохо — и допоздна.
Я посмотрел на часы и задрожал — был почти обед. Я оделся и побежал вниз, быстро проглотил тарелку каши из злаковых, потому что мать без конца повторяла о том, что ожидает детей, которые спят весь день — тюрьма, безработица и все такое, — и стрелой вылетел в липкую августовскую жару.
Я ни за что не посмел бы сразу отправиться к Чандлерам. Вдруг они узнали, что это я?
Я побежал по лесу к Скале.
Маленькая пирамидка из камней и долларов оставалась на месте.
При свете дня она ничем не напоминала приношение. Она напоминала кучку собачьего дерьма на ворохе листьев. Будто насмехалась надо мной.
Понятно, что это значило. Она не выбралась.
Ее поймали.
Она оставалась в доме.
Внутри зародилось какое-то ужасное чувство, и каша едва не вылезла наружу. Я разозлился, и испугался, и попросту растерялся. Вдруг они решили, что это я выкрутил болт? Или заставили Мэг все рассказать?
Что мне теперь делать?
Бежать из города?
Можно сходить в полицию, подумал я. Встретиться с мистером Дженнингсом.
И тогда я подумал: отлично, и что ему сказать? Что Рут истязала Мэг целый месяц, и мне это известно потому, что я ей помогал?
Я видел достаточно фильмов про копов чтобы знать, что такое сообщник.
И я знал пацана — друга моего кузена из Вест-Оринджа — тот провел год в тюрьме для несовершеннолетних за то, что набрался пива и угнал машину у соседа. Он говорил, что там могут избить, накачать транквилизаторами, сунуть в смирительную рубашку — стоит только захотеть. И выпускают тебя оттуда уже готовеньким.
Должен же быть другой способ, думал я.
Как говорила Мэг насчет денег — попробуем еще раз. Только в этот раз обдумаем получше.
Если только они еще не в курсе насчет меня.
Был только один способ узнать это.
Я забрался на Скалу и собрал пятерки и доллары в карман.
Сделал глубокий вдох.
И пошел вперед.
Глава сороковая
Уилли встретил меня в дверях, и было ясно: даже если они что-то заподозрили, у Уилли в голове были дела поважней.
— Заходи, — сказал он.
Он выглядел уставшим, выжатым, как лимон, но в то же время возбужденным. Это сочетание делало его безобразнее, чем когда-либо. Он не умывался, а изо рта несло так, что даже для него чересчур.
— Закрой двери за собой.
Я подчинился.
Мы спустились в подвал.
Там опять сидела в своем складном кресле Рут. Рупор, Эдди и Дениз расположились на столе, словно куры на насесте. Сьюзен сидела рядом с Рут и бессильно плакала.
Все они сидели тихо, в то время как на холодном влажном полу Донни лежал на Мэг, со спущенными до колен штанами, и, постанывая, насиловал ее. Ее руки и ноги были привязаны к опорам.
Видимо, Рут раз и навсегда передумала насчет прикосновений.
Мне стало плохо.
Я повернулся, собираясь уйти.
— Не-а, — сказал Уилли. — Оставайся.
Кухонный нож и его взгляд говорили, что стоит послушаться. Я остался.
Стоял такая тишина, что слышно было, как жужжит парочка мух.
Это походило на дурной болезненный сон. Так что я занялся тем, чем обычно занимаются во сне: пассивно наблюдал за происходящим.
Донни почти полностью накрыл ее. Мне видна была лишь нижняя часть ее тела — ноги, бедра. Только со вчерашнего дня на них появились новые синяки, и еще больше грязи. Ступни были черные.
Я почти ощущал его массу на себе, давящую, колотящую ее о твердый пол. Кляп остался на месте, а вот повязку с глаз сняли. За кляпом я слышал ее боль и беспомощное негодование.
Он издал стон, внезапно выгнулся дугой и сжал обожженную грудь, после чего скатился с нее.
Уилли облегченно вздохнул.
— Вот так, — сказала Рут, кивая. — Вот на что ты хорошо годишься.
Дениз и Рупор захихикали.
Донни натянул штаны и застегнул молнию. Он взглянул на меня, но не смог посмотреть мне в глаза. Я его не винил. Я бы тоже не смог.