— И пожалуйста, — умоляюще закончил свадебный ликбез любимый. — В храме сделай вид, что ты покорная жена. Девушке положено стоять, опустив голову, и смотреть в пол. Если захочешь, я тебя потом туда на экскурсию отведу, всё рассмотришь и потрогаешь. А на обряде головой не верти.
— Легко сказать, — вздохнула я. — Интересно же посмотреть, что вокруг твориться будет. Тебе надо было меня давно уже туда сводить.
— Надо было, — согласился Стэнн. — Но раз не сводил, значит — потерпи.
— Ладно, — согласилась я. — Потерплю.
И вот я, в сопровождении Рэвалли и Ирки еду в храм.
Остальные гости уехали туда раньше, чтобы приготовить жениху и невесте торжественную встречу. За ними отбыл Стэнн: он должен был встречать невесту уже стоя у алтаря. А едва стих цокот копыт запряжённых в его карету лошадей, как ко мне в комнату, где я в полном одиночестве дожидалась своих провожатых, зашли Рэвалли и сестра.
Одиночество моё было, оказывается, тоже ритуальным: невесте давали последний шанс передумать и отказаться от бракосочетания. Правда, этим правом, насколько мне было известно, никто не пользовался. Точнее, пользоваться им не давали. И невесту в любом случае вели под венец, как бы она ни сопротивлялась. Ведь отказаться от жениха в последний момент означало нанести ему и его семье страшное оскорбление, которое смывалось только кровью отца или брата невесты и становилось позором для самой девушки, которую после такого поступка вообще могли не взять замуж. А могли и в монастырь отправить. Естественно, до такого старались не доводить. Проще было прожить в браке положенные по закону минимальные пять десятков лет и развестись, благо, разводы были разрешены законодательно. Потому что иначе женившиеся без любви могли не дожить до старости, поубивали бы друг друга. Ведь брачный обряд не просто объявлял всем о свершившемся союзе, а закреплял чувства так, чтобы их хватило на долгие годы. Если женились без любви, то лёгкая неприязнь с годами превращалась в ненависть, и жизнь превращалась в ад. А вот истинная любовь от обряда только крепла, придавая новые силы и делая семью дружной и счастливой. Поэтому и было важно любить своего партнёра и искренне желать соединить свои судьбы.
Впрочем, я отказываться не собиралась. И отведённые мне полчаса одиночества провела очень плодотворно: сидела у окна, глядя на предсвадебную суматоху и пытаясь унять внезапно охватившую меня панику. Казалось бы, какая разница, есть на нас браслеты или нет? Живём вместе, все окружающие давно считают нас парой, да и люблю я Стэнна. Но нервничала я изрядно. И чувствовала, что Стэнну тоже не по себе.
И когда в комнату вошёл Рэвалли, я с облегчением встала и подала ему руку:
— Наконец-то!
— Волнуешься? — улыбнулся тот.
— Ужасно, — призналась я.
— Стэнн тоже переживает, — вмешалась сестра. — Он в карету такой бледный садился, я думала, в обморок упадёт.
— Ну, этого не дождёшься, — усмехнулась я. Но на душе потеплело: не одна я страдаю.
— Поехали, Селена, — поторопил Рэвалли. — Все уже собрались.
Меня вывели во двор, посадили в карету и повезли в храм.
— А почему окна зашторены? — поинтересовалась я, едва устроившись на сиденье. — Это тоже какой-то обычай?
— Нет, — усмехнулся Рэвалли. — Хочешь, можешь открыть. Только не думаю, что тебе понравится.
Прозвучало многообещающе…
Я осторожно приподняла кончик занавески и выглянула в окно.
И тут же отпустила его и откинулась на спинку сиденья.
Вся улица была запружена народом, восторженными криками приветствовавшими наше появление.
— Это что? — сердито спросила я.
— Приказ Короля, — серьёзно ответил друг, но глаза его смеялись. — День бракосочетания его правнука объявлен всенародным праздником. Вот люди и радуются.
Я тяжело вздохнула и поплотнее задёрнула штору.
Остаток пути проехали молча. Впрочем, ехать было недалеко, и минут через пятнадцать я в сопровождении моих спутников вышла из кареты и прошла в ворота, ведущие к храму, оставив позади ликующую толпу горожан.