Кайса кивнула, но по-прежнему не последовала просьбе.
– Сложно сказать точно, – ответил Берг.
– Как вы предполагаете?
– Может быть, неделю. Чем дольше лежит труп, тем труднее оценить, как давно наступила смерть. А в этой жаре… – Он поднял ее руки, наклонился и посмотрел на внутреннюю сторону. – Но одну вещь могу сказать наверняка: скорее всего, она умерла здесь.
– Трупные пятна?
Кайса знала, что если бы синие пятна гематом находились на других частях тела, это могло означать, что его переместили.
– Да, они точно соответствуют позе, в которой она сидит, – сказал Берг. – Либо она умерла в кресле, либо ее посадили сюда сразу после наступления смерти. Более вероятно второе.
Он показал на кровь наверху на стене в трех метрах от них.
Эггесбё жестом подозвал полицейского к себе. Служащий выглядел так, словно не горел желанием, но все же подошел со стороны стула. Эггесбё что-то тихо сказал ему.
Врач обеими руками взялся за голову трупа, повернул ее, чтобы посмотреть сторону, опирающуюся на спинку стула. На затылке застыла плотная масса свернувшейся крови, приклеившей волосы к голове и стекшей вниз по шее и спине.
Берг выпрямился и собирался сказать что-то еще, но вместо этого склонился вниз, поднял длинное черное платье и сложил его на колени женщины. Рой мух неистово зажужжал внизу.
Полицейский издал звук, похожий на отрыжку.
– Выйди и подыши свежим воздухом, – сказал Эггесбё.
– У нее есть собака? – спросил Берг.
– Не знаю, – ответил Эггесбё.
– Похоже на то, – сказал Берг, не поднимая глаз.
Кайса сделала шаг вперед, посмотрела вниз и быстро отвернулась.
Полицейский стоял на лестнице и вдыхал свежий воздух, когда она вышла, чтобы посмотреть, как там Юнас. Бенте осторожно качала коляску, держа палец у рта. Юнас боролся со сном, но у него не вполне получалось, только тихое хныканье в протест.
– У Сиссель есть собака? – прошептала Кайса.
Бенте показала. В дальнем углу сада стоял серый элкхаунд[1].
– Каро пулей выскочил, когда я открыла дверь, – сказала она. – Он только что вернулся, и я привязала его поводком.
Пес выжидающе завилял хвостом, услышав свое имя.
Кайса вошла обратно в дом и остановилась в дверном проеме в гостиную.
– Собака на улице, в саду, – сказала она. – Но она была в доме, когда Бенте открыла дверь. – Она указала на стену у двери в парадную гостиную. – Пес опорожнялся вон там.
– Точно, – кивнул Эггесбё.
– Был несколько дней заперт вместе с Сиссель, – констатировал врач.
– Вы ее знали? – спросил Эггесбё.
Берг кивнул:
– Она была одной из моих пациенток. Мне было жаль ее. Ни братьев, ни сестер, и вся ответственность легла на нее. Ну, вы знаете: единственный ребенок, женщина, престарелые родители. – Он сказал это так, словно это было само собой разумеющимся. У Сиссель не было выбора. – Но, наверное, было все-таки хорошо, что она жила не одна. Родители заботились о ней в той же мере, как и она заботилась о них, судя по тому, что я слышал. Когда умер отец, я пытался уговорить ее переехать в один из приютов, но она не хотела. – Он продолжил говорить, осматривая горло и шею умершей: – Она была у меня пару месяцев назад. С болями в желудке. Кроме того, она показалась мне подавленной. С ней ведь было трудно общаться, но она пожаловалась, что мысли о многом не дают ей уснуть.
– Наверное, это не так уж и странно после того, что случилось с ее отцом, – вставила Кайса.
– Она не хотела говорить, в чем дело, но наверняка в этом, конечно. Странно то, что на самом деле ей как будто бы стало лучше сразу после его смерти, но позже, летом, у нее началась депрессия. Я дал Сиссель антидепрессанты, чтобы она смогла преодолеть ее, и посоветовал выбираться из дома, встречаться с людьми.
– И как, Сиссель последовала вашим рекомендациям?
– Не знаю. Неделю назад ей был назначен новый прием, но она не явилась. Несколько раз случалось, что она записывалась, но не приходила. И я не…
Участковый прервал его и повернулся к Кайсе.
– Мы поговорим позже, – сказал он.
– Тебе предстоит большая работа, – ответила она. – Здесь должна быть связь. Два убийства в одном доме, это…
– Кайса… – начал Эггесбё.
Она согласно подняла руки перед собой:
– Ладно, ладно.
– Кстати, как там дела у Карстена? – спросил он.
– Хорошо, – ответила она через плечо, выходя из дома. – Все хорошо.