Глава 7
С детства не было у сестер друг от друга тайн. И теперь Мария каждый вечер советовалась с Викторией, обсуждая свой каждый шаг. Виктория, любя сестру, готова была во всем помогать ей. Но если бы только Мария знала, какую боль причиняет она своей любимой и преданной Виктории.
Знал об этом один Адальберто. Он был единственный, кому доверила Виктория свою горькую тайну. Так уж вышло, что открытый и добрый молодой человек сумел пробудить у Виктории доверие. Он понимал ее, сочувствовал ей, готов был развлекать и отвлекать. Он рисовал для Виктории смешные картинки. Обещал, что время излечит ее сердечную рану. И Виктория смеялась и плакала, не стесняясь Адальберто, который стал ее единственным другом.
Энкарнасьон не мешала дружбе молодых людей. Адальберто ей нравился, она охотно отпускала Викторию с ним на прогулки, замечая, что ее теперь всегда печальная дочка с Адальберто веселеет.
Энкарнасьон считала, что Виктория страдает из-за близкой разлуки с сестрой, с которой до сих пор они были неразлучны. Но что тут поделаешь? Так уж устроен мир, каждая из них должна была зажить своей жизнью.
Несмотря на слабость, из-за которой ей лучше было бы остаться в постели, Энкарнасьон оделась и вышла из дома. Она отправилась к сеньору Федерико Линчу. Ей предстоял с ним серьезный разговор.
Дон Федерико принял сеньору Оласабль с величайшим почтением, усадил ее, и Энкарнасьон рассказала этому пока чужому ей человеку то, чего не знали самые близкие ей люди, — о том, как серьезна ее болезнь.
— Я хочу, чтобы для моих домашних разговор наш остался тайной, но скажу вам откровенно: мне хотелось бы как можно скорее увидеть мою Марию счастливой. Зажив своим домом, она станет опорой и своей сестре… Сама я не могу ускорить срок свадьбы, но просила бы об этом вас…
Дон Федерико успокоил, как мог достойнейшую сеньору Оласабль, которая вызывала у него восхищение, и пообещал, что сделает все от него зависящее, чтобы исполнить ее желание, так как оно удивительно совпадает с его собственным.
Проводив сеньору Оласабль, дон Федерико задумался. У него были свои серьезные причины торопиться со свадьбой. Дело в том, что его отношения с сыном были безнадежно испорчены. Между ними пролегла пропасть ненависти.
На днях дон Федерико вернулся в дом и был поражен тем беспорядком, который царил в гостиной. Раскиданные бумаги, разорванные фотографии, на столе бутылка и стаканы с недопитым вином. Было похоже, что вернулись старые дурные времена, когда Гонсало пил и гулял со всяким сбродом.
Когда он осведомился у слуг, с кем приходил сын, те с заминкой ответили, что молодой хозяин дома.
Дон Федерико обошел покои, которые занимал Гонсало, но никого там не обнаружил. Пьяный смех доносился из его собственной спальни. Пораженный, дон Федерико заглянул в нее и обнаружил в своей постели сына с какой-то шлюхой. Оба были пьяны, оба хохотали.
— Мой дом не кабак, — выговорил дон Федерико свистящим шепотом, — жду тебя в кабинете!
Он был в ярости, но, как всегда, владел собой. Гонсало явился не скоро, он был еще сильно пьян и держался развязно и нагло.
— Что ты скажешь в свое оправдание? — осведомился отец.
— Что не собираюсь оправдываться, — высокомерно ответил Гонсало. — Это ты должен оправдываться передо мной! Ты, который лгал мне всю жизнь. Ты, который лгал моей матери, выдавая себя за порядочного человека! Я прочитал письма бабушки к маме, я все знаю!
— Ты вошел в спальню своей матери? Спальню, которая была заперта со дня ее смерти? — побелев, спросил дон Федерико.
— Да, я вошел в спальню моей матери, которую сделал несчастной ты и единственным счастьем которой был я, — отвечал сын. — Теперь я знаю, что у тебя была связь с какой-то шлюхой, что у тебя был сын — ублюдок, которого ты так и не решился признать!..
Гонсало ушел победителем. Дон Федерико сидел за столом, обхватив голову руками: к этому страшному удару он не был готов. Самым ужасным было то, что, он ни в чем не раскаивался, жена его слишком долго болела, он искренне полюбил Мануэлу и любил своего второго сына. Он упрекал себя в одном: что не женился на Мануэле после смерти жены. Струсил. Побоялся испортить свою репутацию, испугался Гонсало, который мог превратить их совместную жизнь в настоящий ад. Но ведь они и так живут в аду…
Энкарнасьон вернулась домой совершенно без сил, но, не желая тревожить мужа, устроилась в гостиной порукодельничать.
Мануэль сел возле нее, наслаждаясь семейным покоем, который любил сам и которого от души желал своим дочерям.