Анна ДАНИЛОВА
ДЕВУШКА ПО ВЫЗОВУ
Глава 1
Лена Кравченко лежала на полу посреди комнаты и, казалось, смотрела в потолок.
Наташа, открыв дверь комнаты своим ключом и увидев распростертое и неподвижное тело подружки, сначала молча рассматривала ее при тусклом свете настольной лампы и только спустя пару минут, немного придя в себя, плотно закрыла за собой дверь и, едва переступая ослабевшими ногами, подошла к телу. Опустилась перед ним на колени…
– Лена, Леночка… Ты что? Что с тобой?
Красное ватное одеяло, которым довольно небрежно было прикрыто тело, сливалось цветом с ночной сорочкой Лены, пропитанной кровью…
На столе, покрытом клеенкой, были разложены окровавленные хирургические инструменты, ватные тампоны, навалены горой белые вафельные полотенца в пятнах крови. Рядом стояла большая прозрачная бутылка со спиртом.
…Оглушенная биением собственного сердца, Наташа Балясникова выбежала из комнаты и, остановившись у конторки, в которой дремала над вязанием вахтерша Полина Яковлевна, спросила ее как можно спокойнее:
– Вы не знаете, к нам кто приходил?
Старушка открыла глаза – кофейно-мутные, в розовой кайме воспаленных век – и, улыбнувшись, показала ряд голубоватых искусственных зубов:
– Женщина одна была, к Леночке Кравченко приходила, сказала, что из собеса.
– Из собеса?
– Она и документ показала, я, правда, не рассмотрела как следует. А что? Оставила чего?
– Да нет… Это я так просто. А она давно ушла?
– Да я и не видела, когда она выходила…
– Берта, у меня, наверное, развивается паранойя… Мне постоянно кажется, что за мной кто-то следит… Но кому я нужна, спрашивается… – Эмма встала и подошла к окну. Оно было распахнуто, с улицы доносился шум проезжающих автомобилей, велосипедных звонков и шелест листвы.
– Фрау Эмма, здесь недалеко, в лавке на соседней улице, я видела чудесную старинную вазу… Это, конечно, не мое дело, но вы так любите цветы, а вот ваз в доме явно недостаточно… Эти красные розы, они так хороши, но им тесно… Мы можем пойти вместе и приобрести эту вазу… – Берта говорила с приятным акцентом.
Эмма повернулась и посмотрела на Берту непонимающим взглядом. Но потом, когда до нее дошел смысл сказанных слов, она лишь развела руками. Склонившись над букетом красных тугих роз, она глубоко вдохнула в себя их аромат. Вот уже два года она живет в Мюнхене и не перестает удивляться тому, какую роль в ее жизни стали играть цветы. Они теперь повсюду: в спальнях, гостиной, кухне и даже в ванной. Берта едва успевает менять в них воду, а приносят все новые букеты… То придет посыльный со скромным, но изящным букетиком розовых и белых маргариток, завернутых в белую гофрированную бумагу, то принесут охапку роз, тюльпанов, гвоздик… Другая жизнь, другие ароматы, другие интересы… И только воспоминания останутся прежними, и никуда уже от них не деться…
– Хорошо, ты меня уговорила, сейчас же пойдем в твою лавку… А заодно встретим Прозорова… Зазвонил телефон, Эмма взяла трубку.
– Господин Прозоров задержится в клубе, – услышала она голос, принадлежащий компаньону Володи, и настроение ее моментально испортилось.
– Хорошо, Питер, передайте моему мужу, что я, так и быть, не стану ждать его к ужину… Хотя мне непонятно, почему звоните вы, а не он… Он что, так занят?
– Да, он занят, фрау Эмма, и не может подойти к телефону…
Стоило ей положить трубку, как тут же раздался еще один звонок. Звонивший молча дышал в трубку. Эмма пожала плечами: если это Прозоров, то почему молчит? Ему неловко? Или он хочет услышать слова благодарности по поводу только что присланного букета? Как странно…
Эмма подошла к зеркалу. “Фрау Эмма…” Достала шпильку, и волосы тяжелой золотой волной упали на плечи. “Фрау Эмма… Эмма, Эмма!.."
Этот мужчина смотрел на нее всю дорогу. Казалось, он пытался прочесть ее мысли. Да что их читать, когда и так все ясно? Эмма завидовала людям, умеющим скрывать свои чувства и мысли. Забившись в самый угол жесткого деревянного сиденья электрички, она хотела одного: уснуть и не просыпаться никогда. Лицо, опухшее от слез, выдавало ее, что называется, с головой. Эмма достала зеркальце, но посмотреть на свое отражение так и не решилась, спрятала его обратно в сумку. Повернулась к окну, но вместо темно-голубого пространства пролетающих лесов, полей и дачных поселков снова увидела свое лицо. Ей не оставалось ничего другого, как разглядывать немногочисленных в этот поздний час пассажиров. Это были нормальные люди, которые днем работали в городе, а вечером возвращались на свои дачи, где их поджидал ужин в кругу семьи, приятные заботы, связанные с домочадцами, садовые перчатки, лейки, грядки с поспевшей клубникой и отяжелевшие ветки вишен… Это их жизнь, и ей не место там, где живут эти добропорядочные и ЧИСТЫЕ люди. Таких, какой стала она, они никогда не примут в свой круг. И правильно сделают. Ее удел – разрушать эти семьи, отравлять ядом вседозволенности умы благообразных мужчин, ублажать их тела и души, а заодно и облегчать кошельки.
Три часа тому назад она покинула квартиру одного из таких счастливчиков. Ему сорок восемь лет, он женат, имеет взрослых детей и вот уже полгода встречается с Эммой на квартире, которую называет приторным словом “гнездышко”. Он разлюбил свою жену и открыл для себя совершенно другую жизнь с двадцатилетней Эммой, которая играет ему на гитаре, поет, танцует в прозрачной рубашке под музыку Леграна и делает ему массаж с персиковым маслом. У него белое рыхлое тело, бледное лицо, редкие волосы ржавого оттенка, красные жесткие волоски на пальцах рук и седые, с желтизной и какие-то примятые на груди. Он любит смотреть на Эмму, принимающую угодные ему позы на ковре возле карточного столика, и чувствует себя несчастным, когда даже самые откровенные и недвусмысленные движения, которые она для него производит, не возбуждают его вялую и уже хронически равнодушную плоть. Эмма ушла от него после того, как он признался ей в любви и попросил стать его женой. “Я больше не смогу приходить к вам, – сказала она ему, торопливо одеваясь, – вас же предупреждали…” – “Но я полюбил тебя, Эмма, я хочу, чтобы ты родила от меня ребенка…"