Гевин склонился над столом, но через десять минут произнес очередное проклятие в адрес Равен Френч, так как понял безуспешность своей попытки поработать — эта проклятая писательница упорно не шла у него из головы. К тому же он еще не отошел от некоторого удивления. Ведь он ожидал увидеть нахальную дамочку, скрывающую следы своей работы по ночам под толстым слоем косметики. Но кроме высоких каблуков и одежды, подчеркивающей ее соблазнительные формы, писательница ничем не отличалась от обычных женщин. Более того, он нашел ее очень даже привлекательной. А уж когда он увидел ее глаза и их выражение…
Еще раз проклятие! Либо она была изумительной актрисой, либо действительно честным человеком — именно это он и прочел в ее глазах.
Но как автор книги, поставившей его в такое отвратительное, унизительное положение, могла быть честным человеком? Актриса, чертова актриса! Естественно, если бы она выглядела как обычная проститутка, разве мужчины платили бы ей деньги, которые и не снились уличным жрицам любви? У женщин, что выглядят и ведут себя днем как интеллектуалки, а ночью превращаются в страстных обольстительниц, гораздо больше шансов заставить многих мужчин раскошелиться.
Правда, сам Гевин принадлежал к тем мужчинам, которым нравились те, кто и выглядел, и вел себя как первоклассная женщина-вамп. Сам он предпочитал женщин с густыми длинными волосами, полными губами и выпирающей из маленького декольте большой грудью.
Подумав об этом, Гевин нахмурился. По описанию, такие женщины очень даже могли служить девочками по вызову. Например, как Равен Френч…
Гевин чертыхнулся и постарался сосредоточиться не на ее внешности, а на том, что следует предпринять, если она все же не внемлет его предупреждению. «Вообще-то, — мрачно признался он себе, — у меня не было никаких причин идти сегодня в тот чертов книжный магазин, но я хотел увидеть эту женщину. Я просто обязан был заглянуть ей в глаза, поскольку дело касалось моей личной жизни!»
Если бы она хоть как-то навредила его бизнесу, Гевин быстро бы нашел на нее управу, ведь она очернила не только его методы ведения бизнеса — из ее книги следовало, что он не чурается преступить закон, если не получается добиться своего в его рамках, — но и изобразила его человеком, лишенным всяких моральных устоев. Пусть даже он и не однажды преступал закон и изменял моральным принципам! Однако самое ужасное и отвратительное заключалось в том, что она словно вывернула его наизнанку перед всем миром, поведав о том, в чем он мог признаться только самому себе. Просто уму непостижимо, как Равен Френч узнала об этих вещах? Впрочем, это уже было не важно, так как теперь об этом знали многие, если вообще не все в Чикаго.
Перед мысленным взором Гевина снова возникли женское лицо в обрамлении черных волос, переливающихся серебристым глянцем в ярко освещенном книжном магазине, и ее удивительная улыбка…
«Ничего себе! Пришел поработать», — мрачно подумал Гевин и упрямо склонился над столом.
Прошло уже два дня после того, как ей на стол кинули визитку с предупреждением подать на нее в суд, но гнев Вайолет еще не утих. А еще больше она негодовала на себя оттого, что не могла забыть ни предупреждение, хотя оно было совершенно необоснованным, ни самого мужчину. Которого, в отличие от его угрозы, не принимать в расчет было никак нельзя. Хотя бы потому, что с утра позвонила Грейси и сказала, что его адвокаты звонили в издательство и посоветовали — для начала! — напечатать опровержение последней главы. «Если же этого сделано не будет, то придется принять самые серьезные меры в отношении издательства», — закончили они.
Вот, пожалуйста! Это было доказательство того, что мужчина отнюдь не шутил. И хотя до этого Вайолет была уверена, что никакой суд не усмотрит в произведении художественной литературы ничего крамольного и ничем ей это не грозит, теперь она все же заколебалась. Кто знает, на какие пружины могут нажать адвокаты влиятельного человека, такого как Гевин Мейсон? С такими благоразумнее не связываться.
В ней с новой силой заполыхал гнев. И откуда этот придурок взялся на ее голову?! Даже если с вероятностью девяносто процентов она выиграет возможное судебное дело, которое возбудят против нее его адвокаты, это нанесет вред ее репутации начинающего автора. Что, если ее издательство, а за ним и другие, откажется с ней сотрудничать, опасаясь возможных судебных разбирательств в будущем? К тому же судебное разбирательство может затянуться надолго. Это Гевин Мейсон может позволить себе не работать, а она будет вынуждена прекратить писать и жить на те небольшие деньги, что у нее пока имеются. И не стоит забывать, что читательская публика весьма капризна. О ней просто забудут, не успев запомнить, что существует такой начинающий автор, и увлечься другими произведениями другого жанра и других писателей. И если события будут развиваться по самому худшему сценарию, ее карьера пойдет к закату, даже не взойдя на писательском небосклоне. А ведь ее мечта о своем доме уже, казалось, обрела более-менее реальные черты…
Все это она выскажет самому Гевину Мейсону!
Стоя перед небоскребом из стекла и бетона, Вайолет снова ощутила робость, хотя на ней и был новый дизайнерский костюм, правда взятый напрокат. «Как будто у меня денег куры не клюют!» — с вновь вспыхнувшим раздражением подумала она. Появиться здесь в своей обычной одежде она не могла, так как одежда должна была сказать Мейсону то, чего невозможно сказать словами, но в чем его необходимо было убедить: что она успешная женщина и что он может еще пожалеть, что связался с ней. И пусть это будет чистый блеф, но, раз от этого блефа зависит ее дальнейшая карьера и жизнь, она сделает все возможное, чтобы не допустить катастрофы.
Вообще-то для начала Вайолет связалась бы с мистером Мейсоном по телефону или хотя бы отправила ему электронное письмо, но на визитке из веленевой бумаги были указаны только его инициалы, название компании «Джи-эм-ти инкорпорейтед» и ее адрес на дорогой Мичиган-авеню. Отсутствие контактных данных могло означать только одно: он занимает весьма значимый пост и прекрасно обходится без них.
Вытащив визитку из кармана, Вайолет задрала голову наверх, так как компания располагалась на тридцать третьем этаже. Как и следовало ожидать, окна не предоставили ей какой-нибудь существенной информации. У Вайолет мелькнула мысль, что она медлит, потому что боится зайти внутрь и встретиться с Гевином Мейсоном лицом к лицу. Она тут же выпрямилась и тряхнула головой. Еще чего! Да она прекрасно жила, не зная этого мужчину, и продолжала бы жить дальше, не вбей он себе в голову идиотскую мысль, что он и есть Этан, последний герой ее романа! Ну что ж… Она и не в таких переделках бывала! Если он хочет скандала, то он его получит! А она еще на этом выиграет.
Вот так-то, мистер Гевин Мейсон!
«Кстати, — подумала вдруг Вайолет, — если я так в этом уверена и не боюсь какого-то там Гевина Мейсона, то какого черта стою здесь и пялюсь на небоскреб, в котором расположен его офис? — Она немного подумала и заверила себя: — Я просто страхуюсь!»
Ей пришлось заставить себя сделать еще несколько шагов по направлению ко входу в здание. Рядом стояла урна, и, недолго думая, Вайолет запустила в нее визитную карточку. Ее появление здесь должно стать единственным. Она будет держаться с ним подчеркнуто вежливо и корректно, еще раз объяснит ему, что ее роман — выдумка от начала до конца, расскажет, почему у нее вообще возник его замысел.
У Гевина Мейсона было два дня на то, чтобы выпустить пар. К концу встречи недоразумений между ними не останется и, возможно, они даже посмеются над тем, что произошло.
Оказавшись внутри — те же стекло и бетон, что и снаружи, но дополненные черным гранитом пола и шикарной мебелью, — Вайолет решила, что со смехом она, возможно, поторопилась, так как все, включая заполнявших здание людей, преимущественно в костюмах черного и серого цвета, заявляло о больших деньгах и серьезных делах. Вайолет даже подумала, что и имя мужчины — Гевин Мейсон — звучит серьезно и внушительно, под стать этому зданию. Не то что Кэнди Тэнди, а затем и Вайолет Тэнди. Стоило этой мысли возникнуть в голове, как ей тут же стало неуютно. И даже цвет ее одежды, пусть и соответствующей по цене и качеству интерьеру здания — красный, — только усилил ее нервозность. Одна мысль потянула за собой другое и еще более пугающее сравнение: она выделяется среди этой черно-серой толпы, как красное полотнище на арене, где дразнят быков.