И в райцентре у Селивона полно дружков. Он ли не знает, как их задобрить! Или со времен Гоголя мед утратил свою сладость? Не по вкусу сало и льстивые речи? Вон какого кабана Урущаку преподнес - едва тушу в машину втиснули. Урущак пристращал Мусия Завирюху, что притянет его к ответу за клевету. Выговаривал за склочный характер, за неуживчивость. Вечно свары разводит, прошумел на всю округу, давно бы пора разобраться. Таким людям знаете что бывает? Завел кто ненароком поросенка, а он уж готов заварить целую бучу. Или ему угодно, чтобы в колхозе никто не имел права приобрести по твердой цене какой малости?
И это говорят люди, которые, как убедился Мусий Завирюха, сами не прочь ввернуть красное словцо насчет старых пережитков; на собраниях, например, здорово на это упирают, но далеко не всегда, однако, способны подмечать эти самые пережитки в собственном быту.
Укрыл же Урущак под свое крылышко Дороша, в бригаде которого изрядно-таки погнило, померзло картошки.
Разве Родион Ржа не сумеет как следует распорядиться подарками? Кадушечку меду вам на лекарство привез, сам умильно склабится: уж не обессудьте, мол. На больного, правда, Урущак совсем не похож, но кто устоит против столь любезно оказываемой услуги, как обидеть человека, когда он к тебе с добрым чувством, с самыми искренними намерениями? Урущак зовет жену, чтобы принимала дорогих гостей, да сказала, куда поставить щедрый подарок. И нарядная, приветливая Матрена Федоровна встречает гостей добрым словом, ласковым взглядом, угощает чаркой, а те, не чуя под собой ног от счастья, чуть не лопаются с натуги, едва дух переводят - так упарятся, пока поставят на место эту самую кадушечку медку - на лекарство Урущаку. А сколько таких под началом Урущака? Не один колхоз, не одна пасека.
Может, для Родиона темны пути, которыми задабривают начальство? Весна придет - огурчики, клубничка; сам конюх Перфил развозит весенние гостинцы - и, разумеется, начальника милиции уж не минует. А там, глядишь, ловят рыбку, качают мед, собирают фрукты, овощи, - председателю да не знать, что особенно по вкусу Матрене Федоровне?
Тяжело слушать все это друзьям. Вечно растревожит их Мусий Завирюха, не может он смириться с махинациями Селивоновых дружков. Пастух Савва опасливо заговорил в тесном дружеском кругу о том, что-де рассердить кое-кого недолго - а кто потом защитит? Друзья на минутку призадумались. Боязно наживать врагов, но и нерешительность такую проявлять не следует. Садовник Арсентий вразумляет приятеля:
- За нами партия, и, значит, должны мы постоять за правду.
- Хоть и придется выдержать схватку с врагами, - согласился с ним пасечник Лука.
- А вы думали, как новую жизнь строить? - говорит Мусий Завирюха.
6
- В труде он неутомим, дни и ночи на пашне, - расхваливал Родион Ржа Дороша на собрании. - Он и массовую работу проводит, и о дисциплине печется, хороший организатор, добрый советчик, лучшего хозяина не найти. Такими людьми надо дорожить. Именно таких следует выбирать на ответственную работу. Дорош с любым делом справится. Лучшего помощника и не сыскать, правая рука председателя. Уважать надо таких людей.
Черноволосый, косматый Дорош хмуро принимал похвалы. Круглое румяное лицо его выражало высшую степень самоуважения.
Собрание диву давалось - и как это один человек мог вместить в себе столько добродетелей!
- Мало того, - присовокупляет Селивон. - Дорош и по части торговли удачлив - каждый базар приносит колхозу немалые доходы.
- Может, считаете, что Дорош несведущ по животноводству и огородничеству? - вставляет кладовщик Игнат. - Или в зерновом хозяйстве не силен?
- Да в чем только он не разбирается...
- Достоин быть помощником председателя! - делает заключение Селивон.
- Какого еще помощника нужно! - поддерживает Игнат.
- Хозяйство разрослось - можно ли без помощника? - подает голос мешковатый Гаврила.
- За день поля не объедешь! - поддерживает его конюх Перфил.
Дорошу, стало быть, выпала честь вести огромное хозяйство. Секретарь уже взялся было за перо, а завхоз - подсчитывать голоса, как вдруг Устин Павлюк напоминает собранию:
- У Дороша в бригаде непорядки, поля запущены, колхоз из-за него убытки терпит. Ну какой же из него организатор, хозяйственник? Кому не известно...
Гневные голоса заглушили оратора, не дали досказать - в бочку меда пустил ложку дегтя.
Селивон:
- Поклеп!
Игнат:
- Факты!
Перфил:
- Это наговор!
Гаврила:
- Зря оговаривают человека!
Родион Ржа не может не считаться с поднявшимся вокруг ропотом, он обязан призвать Павлюка к порядку, чтоб не подрывал авторитет Дороша. Родион не допустит подобного безобразия, не позволит чернить за здорово живешь человека. Теперь не прежний порядок, какой при Павлюке был.
Тут поднялся такой шум, что стекла задребезжали, - не стало собрание слушать председателя, потребовало, чтобы не затыкали рот Павлюку.
И вот Павлюк со спокойной уверенностью выкладывает собранию свое мнение, его слушают очень внимательно, и видно, Что немалое число людей держит его сторону.
- Почему в бригаде Дороша на ветер вылетели тысячи трудодней? Пусть объяснит, почему сопрела картошка. Сгнило сено... Испортился силос... Сколько добра пропало!
Разве могли Селивон с Игнатом спокойно слушать его? Да и Дорошу невмочь терпеть непристойные выпады. Они злобно накидываются на Павлюка: пусть не морочит людям голову.
Но Павлюку все же удалось перетянуть собрание на свою сторону. Крепко попало Селивону с дружками. Нетрудно было распознать визгливый голос пастуха Саввы, говорившего о плохой работе Дороша, хрипловатый голос Мусия Завирюхи, язвительно высмеивавшего самого председателя.
- А картошку нелегально кто брал? - допытывается он.
"Собрание охотно слушает Павлюка, следовательно, - делает вывод Селивон, - небезопасно соваться со своим мнением в самую гущу заварившейся каши". Родион Ржа хмуро поглядывает на разгневанные лица. "Ну и народ, дай только волю..."
Павлюк ругает бригадира, но всем ясно, что за ним он видит председателя. Дорош, мол, заготовил силос, а яма не зацементирована, не обложена ("Цемента, видите ли, на силосную яму не хватило, зато какой цементированный подвал у себя на усадьбе отгрохал Дорош!"). Пошли осенние проливные дожди, в яму попала вода, земля по краям ямы размокла, силос загнил, покрылся плесенью. Разве можно им кормить скотину?
- Павлюк настаивал, чтобы обложили яму кирпичом, так нет, не послушали его, - напоминает собранию пастух.
- Кто мог знать, что мокрая осень будет? - бросает в ответ Селивон.
- Текля вот знала...
Павлюк будто того и ждал, принялся хвалить девичью бригаду: вот она обложила яму кирпичом, благодаря ей ферма обеспечена сочными кормами.
Пастух еще подлил масла в огонь. Текля, мол, спасла, не то пропала бы ферма! А сколько озимой пшеничной соломы сгнило в бригаде Дороша, а сколько лугов запахано! И после плачемся - скотину кормить нечем, ни подстилки, ни топлива... Почему же девичья бригада управилась, заскирдовала всю солому?
Ох уж эта девичья бригада, в печенках сидит она у Родиона! Дороша на все корки честят, и на Родионову голову сыплются далеко не доброжелательные, не лестные отзывы.
Павлюк говорит, что в бригаде Дороша не сено, а кострика, почернело даже, где ж в таком сене быть питательным сокам... Солнце вовсю палит, а бабы только еще идут с граблями. Вот где наши трудодни горят!
Разве легко было Родиону спокойно усидеть за столом, когда на его глазах Павлюк все старание прикладывает, чтобы посеять недоверие к бригадиру, за одно, по-видимому, и к председателю? А что поделаешь, коли собрание навострило уши, слушает Павлюка, а тот играет на слабых струнках? Хочешь не хочешь, а надо не терять самообладания. Пусть не думают, будто Родион боится критики. Напротив, он даже усмехается, вроде бы подтверждает, что критика необходима, как воздух.
А Павлюк продолжает свою линию, доказывает, что Дорош развалил бригаду. Из Лебедина по воскресеньям служащие приезжают - помогают бригаде Дороша ломать кукурузу, а колхозники в это время свадьбы справляют. Дуги перевиты красными лентами, у шаферов через плечо повязаны вышитые рушники. Несутся по улице со звоном, громом, гиканьем, дружки горланят "Загребай, мати, жар", а молодая кланяется.