- Достойны ехать в Москву!
От такого оборота дела, ясно, мало радости Родиону, зато Нагорный своими глазами увидел, кто в почете у людей - уж во всяком случае не Родион Ржа. О кладовщике Игнате да Селивоне и говорить не приходится вроде даже занедужили. И Урущак темнее тучи сидит за столом президиума, слушает, как Павлюк прорабатывает его, и не может ничего поделать.
Повеселел пастух Савва: собрание бурно приветствовало его. В почете у колхозников пастух и его сын Марко. Сколько бед и невзгод вытерпели они по милости Селивоновой компании! Нагорный все видит и сделает из этого выводы. Несдобровать тогда Урущаку.
И в президиум Марка выбрали. Саньке даже глядеть на него муторно.
- Таким орлом посматривает на всех, словно век свой по президиумам сидит... - показывая на Марка, искала она сочувствия у Тихона.
А Марко - у всех ведь на виду! - едва сдерживал свое волнение.
Опять у Марка светлые дни. Текля всей душой радовалась за него. В прах рассыпались все мерзкие замыслы, все ухищрения врагов, а Родион сидит, нахохлившись как сыч, боится за свое положение. И Урущак помочь не может, - пожалуй, самому еще придется отвечать перед райкомом. А пока что люди выводят на чистую воду Селивоновых дружков, собиравшихся присвоить себе чужую честь, чужую славу. Хотя их и постигла неудача, они все еще не теряли надежды - авось Родион вызволит.
- Председатель у нас - родного отца не нужно, - клянется бригадир Дорош.
- Давно пора оценить по достоинству Родиона Марковича! - обращается к собранию кладовщик Игнат.
- Для него все равны, - говорит Гаврила.
- Только при Родионе Марковиче и стал у нас порядок! - откликается Перфил.
- Родион Маркович действительно, что называется, ведет нас к зажиточной жизни! - прибавляет Селивон.
Нельзя сказать, чтоб председатель был не в чести. Лестные отзывы так и сыплются.
- За Родионом Марковичем только и свет увидели! - восклицает Соломия.
Торжественный хор похвал нарушил будничный голос доярки Мавры:
- За Родионом всем прихвостням привольно жилось, изрядно-таки попользовались.
Пастух Савва рассказал собранию - давно уже несогласно живут Мавра с Соломией. А началось с того, что завхозовская корова повадилась гулять по всему бригадному хозяйству, грызла свеклу, картошку, дергала сено - совсем как завхоз, и никто не смел прогнать ее. Люди проходят мимо, смотрят, сокрушаются. Что ж поделаешь - корова-то завхоза. Селивон тоже видит и похаживает себе как ни в чем не бывало, ирмосы поет. А Мавра возьми и отгони завхозовскую корову от стога да ну честить при всем честном народе Селивона. С того и пошло. Деревья у соседей разрослись, березы, осокори обступили Селивонову усадьбу, - кидают, вишь ты, тень, глушат Селивонов огород. И Селивон приказывает Мусию Завирюхе срубить их. Завирюха не послушал, так Селивониха кипятком ошпаривала корни, пока не высохли все деревья. Потом чемерицей потравила кур. Издавна не ладят соседки, да и сейчас Мавра попрекает Селивониху, что та целое лето прохлаждалась в тенечке.
Поднялся, привлекая общее внимание, председатель. Родиону будто дела не было до бурных споров, расходившихся страстей, хотя кое-кто и старался набросить на него тень, ругали кладовщика, завхоза - так разве председатель к этому причастен? С необычным словом обратился Родион к собранию, что громом оглушил:
- Я родился под грохот канонады, - торжественно провозгласил он.
Селивониха с восторгом воззрилась на председателя: знал, что сказать!
Нет никакого сомнения, человек хотел сказать нечто очень важное, значительное - да разве дадут? Устин Павлюк нарушил высокий строй мыслей председателя:
- Ты расскажи, как разогнал кадры!
- И как поставил прихвостней да полюбовниц! - ввернула Мавра.
- Горлодеров да лодырей! - заметил Марко.
- Привел в упадок ферму! - подтвердил Мусий Завирюха.
- Чуть весь скот не загубил! - вставил тракторист Сень.
Родион решил бить противника фактами.
- И трудодней в нынешнем году выработали больше, - старался он перекрыть голоса.
Тут Панько Цвиркун услужливо подал справочку, свидетельствующую о росте трудовой дисциплины.
- Трудодней выработали больше, почему же доходы меньше? - спрашивает пастух.
Не дадут Родиону слова сказать.
- Девичья бригада вытянула колхоз! - кричит Сень.
Родион на этот выкрик не обращает внимания. Зато обращают другие.
- Девичья бригада вырастила по сорок центнеров кукурузы с гектара, а Дорош - шесть, - напоминает звеньевая Галя.
И Родион вынужден все это слушать. Конечно, если бы не Нагорный, кто бы отважился шпынять председателя? Кто бы посмел возразить?
- Иль я кого обидел? - обратился Родион к собранию. - Не выписывал арбузов, яблок? Или соломы не дал, отказал в подводе на базар? Не позволил в лесу дров нарубить? Хвои привезти? Или запретил кому вымачивать коноплю в Ольшанке? Брать с поля ботву? Жому, скажете, не давал, запрещал спаривать коров с племенным быком?
- Ну прямо губернатор! - резко бросил Павлюк. Поди угадай, к чему приведут твои слова...
Родион со всей душой к собранию, и уже Селивона с Игнатом явно взяли за живое его слова, а Гаврила да и Перфил до того расчувствовались - чуть не всхлипывают. Так - на тебе - угораздило этого Павлюка встрять, сбил с толку людей. Ясное дело, что Нагорный сделает из этого выводы.
- Как я решил, так и будет! - сгоряча выпалил председатель.
- А для чего же существует общее собрание?
К каждому слову готовы прицепиться его враги.
- Я давно предупреждал, - напоминает пастух Савва, - председатель у нас изворотлив как змей! Кто с ним? Селивон да кладовщик Игнат. Эти люди по уши увязли в личном хозяйстве, обкрадывают государство, а ферма без присмотра, до черного дня хотят довести колхоз! Что ни обжалуешь в земотдел - председатель на смех подымает: "Я сам земотдел!" Уезжал ли хоть раз Урущак с пустым возом от Родиона?
События прояснялись. Нагорный записал что-то в свою книжечку.
Что мог на это сказать Урущак? Кого только не ошеломило сегодняшнее собрание? Нагорный строго предостерегает, чтобы не глушили критики. Разве это критика? Оговаривают руководство, не больше!
Кладовщик Игнат в себя не может прийти. Неужели ускользает почва из-под ног? Настал конец всем мечтам, всем надеждам? Думали, что будут заправлять колхозом до скончания века. А случись с председателем беда - не ждать добра и Игнату с Селивоном. Так надо защищать Родиона.
- Родион Маркович сам растет и другим развитие дает. - Кладовщику ли не знать, чем можно угодить Нагорному.
Возможно, эта льстивая похвала кладовщика пришлась бы кое-кому по вкусу - наверное бы пришлась, - да тут сунулся Марко со своим непристойным замечанием.
- Растет, только в живот да в зад! - под неуемный хохот собравшихся бросает он.
Что-то слишком много вольностей позволяют себе сегодня на собрании.
Кто мог думать, кто мог предвидеть, что Родиону придется претерпеть такое надругательство? Да скажи кто ему, что пересохнет река Псел и на дне ее зазвонят колокола, скорей бы поверил, нежели в такое злосчастье! Надежно, как за каменной стеной, чувствовал себя за Урущаком. А теперь Павлюк берет силу. Кто мог думать, кто мог предполагать? Председателю поношение - радость врагам. Мавра, не скрывая того, что довольна происходящим, язвительно посматривает на раскормленных молодиц, Селивониха вся так и передергивалась, пеной, казалось, исходила с досады. Татьяну корежило, точно судороги ее сводили.
Мусий Завирюха вдруг объявил:
- У Родиона нет в голове... диалектики. - Да еще и покрутил пальцем у виска.
- Просто ни ума, ни совести! - уточнила Мавра, досадуя на мужа, что напускает туману там, где все ясно.
У Завирюхи издавна пристрастие к мудреным словам. Еще когда был под Порт-Артуром, слышал их. А уж теперь, когда, известно, обновилась, запестрела яркими словами речь, немудрено и растеряться, подобно девушке на лугу, что не знает, какой ей цветочек сорвать.