– Привет! – поздоровалась девушка с Юлей, подойдя наконец к ним.
Очередь сдвинулась, впереди остался один мужчина, который делал большой заказ на компанию, ну, это минуты на три.
– Привет! – отозвалась Юлька и вдруг спросила, как обухом: – Ты что тут делаешь?
Нет, ну Юлька, конечно, сама подставляется, подумалось сразу же Власову! Может, у нее там что-то еще не в порядке в мозгу, помимо отсутствия чувства юмора? Насколько он помнил, считалось, что с логикой у Юльки все в порядке.
У девушки приподнялись удивленно брови, и она тут же, влет, без лишних умственных усилий, ответила будничным тоном:
– Как что? Проходила мимо, дай, думаю, зайду, груши пооколачиваю.
– Какие груши? – холодно переспросила Юлька.
А Власов оттолкнулся от стойки, на которую так и облокачивался, и интуитивным жестом прикрыл Юльку плечом, защищая, и лицом затвердел, и слова приготовил, но заметил, как вдруг изменилось выражение глаз девушки, не обратившей внимания на все эти его маневры. Она смотрела только на Юльку, и понимание и некая застарелая усталость читались в выражении ее странных глаз.
– Извини. Я что-то устала совсем и давно тебя не видела, – успокаивающим жестом положила она ладошку Юльке на руку.
– Ничего, – улыбнулась ей Юлька.
А Власов поразился: ни фига себе! Извинилась! Он, может, и поразмыслил бы над этим фактом, и выводы соответствующие сделал, но тут подошла их очередь, и он отвлекся.
– Юль, ты что будешь? – спросил, предварительно заказав себе коньяк и бутерброд с семгой.
– Шампанское и бутерброд такой же, как тебе, – отчеканила Юлька.
– А вы, девушка? – обратился он к этой Даше Васнецовой.
– Чаю зеленого, пожалуйста, – без эмоций огласила пожелание она, даже не соизволив посмотреть на него.
Ну, чаю так чаю! Отправив девушек за освободившийся столик, Власов, расплачиваясь, повернулся и с вполне определенным интересом посмотрел им вслед.
Попка у его будущей жены оказалась что надо!
– Игорь Николаевич, вот ваши бутерброды и кофе.
Он открыл глаза и обнаружил перед собой одноразовую тарелочку с горкой разнообразных бутербродов, а за тарелочкой медсестрицу Машу с большим картонным стаканом, обернутым несколькими салфетками, в другой руке.
– Горячо, – сообщила хирургическая дева, – еле донесла.
– Спасибо, Машенька, – поблагодарил он, принимая у нее стакан с кофе.
– Я пойду, Игорь Николаевич? – Как у учителя на уроке в туалет отпрашивалась.
– Идите, Машенька, – разрешил он.
Кофе и бутерброды изыском не побаловали, но всерьез оголодавшему, как обнаружилось, Власову пришлись очень даже в тему.
Он жевал, прихлебывал обжигающий кофе и погружался в воспоминания, прерванные появлением девушки Маши.
– Благодарю, – с королевской вежливостью сказала Дарья, когда он поставил перед ней на стол чашку с чаем.
И первый раз с того момента, как Юлька окликнула ее, посмотрела прямо на Власова. И что-то там заплескалось у нее в глазах, и сине-голубой взгляд задержался на его лице…
– Да, – угробила тонкий момент Юлька, – познакомьтесь. Это Даша, мы раньше вместе работали. А это Игорь Николаевич, мой хороший знакомый.
Они чинно раскланялись полупоклонами, плеснули политесом.
– Как вам постановка, Даша? – культурничал Власов.
– А черт его знает! – удивила она не ожидавшего такой непринужденности легкой, что-то там другое придумав себе про нее из мира аристократов и привычки к сдержанности в высказываниях. – Мой усталый мозг за плотно насыщенным действием на сцене не поспевает. То ли не дотягиваю до чистых истоков высокого художественного замысла режиссера, то ли «в консерватории надо что-то менять», – без улыбки пояснила она, еще и цитатку Жванецкого присовокупив.
Власов кинул быстрый взгляд на Юльку. Собственно, ничего нового: напряженная маска на лице – защита. А Дарья эта успела перехватить его озабоченный взгляд и тоже посмотрела на Юльку.
– Юль, извини еще раз! Я действительно сильно устала, соображаю туго. Пойду, наверное, домой. Бог с ним, с этим продвинутым спектаклем.
– Ничего, Даш, – потеплела взглядом Юлька. – А ты что здесь одна?
– Да так получилось. Мы с сестрой собирались вдвоем. Но она застряла где-то в пробке. Позвонила, говорит, снег повалил, Москва встала.
Власов оценил, что Дарья старается говорить максимально прямолинейно, однозначно трактуемыми фразами, как с ребенком, с которым общаешься как со взрослым. И у нее получалось, но она немного перебарщивала, может, от усталости, о которой упомянула уже дважды.