Я кивнула. Это был первый вечер нашего знакомства.
— У тебя порозовели щеки, и я пропал, — он покачал головой, на губах его мелькнула улыбка. — Я знаю, ты тоже это почувствовала. Эту связь между нами. Она возникла еще до Подпитки.
Я отвернулась, потому что при воспоминании об этом мои щеки снова заливала краска, а я не хотела, чтобы он это видел. Вспоминать ту ночь было бессмысленно. Теперь я стала совсем другой.
— Не важно, что я тогда чувствовала. Я не знала, кто ты на самом деле.
Я подняла на него глаза. Он смотрел на меня с удивлением.
— Разве это имеет значение.
Какой-то странной силой он притягивал меня, и я не могла отвести от него глаз. Возможно, он был прав. С первой минуты нашей встречи меня тянуло к нему. Тогда ничто не изменило бы моего решения пойти с ним. Теперь я лишь надеялась, что стала сильнее.
Я отвернулась, а он снова взял гитару и заиграл тихую нежную мелодию.
— У тебя было множество Потерянных, — сказала я. — Чем я отличаюсь от других?
— Хотел бы я это знать. Правда, — он глубоко вздохнул и встал, будто собираясь уйти. — Подумай об этом. Я предлагаю бессмертие. Ты могла бы стать такой, как я.
— Скажи мне вот что. Если бы я пошла с тобой, стала бессмертной, мне тоже пришлось бы забирать энергию других людей, как ты забирал мою?
Он задумался на мгновение, а потом кивнул.
— Так я и думала. Я никогда не сделала бы с другим того, что ты сделал со мной. Лучше я стану пищей Тоннелей. — Я попыталась придать голосу твердости, но попытка не удалась.
Он улыбнулся.
— Ты не принадлежишь этому миру. Как не принадлежишь и Тоннелям. — Он придвинулся ближе и убрал гитару за спину. — Помнишь то, что я сейчас показал тебе? — Я задрожала при воспоминании о страшном видении. — Мы могли бы уйти прямо сейчас и оставить это все в прошлом. Посмотри на себя. Этот мир убьет тебя.
Коул был прав. Возвращение оказалось сложнее, чем я думала, но он не должен был знать об этом. Он смотрел мне прямо в глаза.
— Пожалуйста, Ник. — Он провел пальцем по моей щеке.
Я заморгала, чтобы не смотреть на него, и снова повернулась к книге.
— Я уже мертва. И это твой мир убил меня. Просто уходи.
Он положил руку мне на плечо, коснувшись пальцами ключицы, от чего острая боль пронзила меня там, где остался черный шрам. Это была метка — тонкой овал с заостренными краями, — проступившая в том месте, куда меня ударила принявшая форму ножа тень из Нижнего мира. Рана так до конца и не зажила.
— Ты должна была… — он помолчал, а когда снова заговорил, голос его звучал резко: — Ты должна была забыть свою жизнь здесь.
Я кивнула, все еще дрожа после его прикосновения к плечу.
— Я забыла почти все. — Я действительно забыла почти все, и если бы не лицо Джека, я, наверное, пошла бы с Коулом.
— Почему ты вообще решила вернуться? Ты могла просто пойти сразу в Тоннели. Почему, Ник?
Я перевернула страницу в книге.
— Я не обязана отвечать тебе. Я ничего тебе не должна.
— М-м-м, — взгляд его стал мрачным. — Знаешь, я тут думал про твоего брата, Тимми.
Я встревоженно взглянула на него.
— Томми. А что с ним?
Он пожал плечами.
— Ничего особенного. Я просто никогда не подпитывался от ребенка, наверное, потому что детские эмоции еще не обрели настоящую силу. Они всегда казались мне незрелым плодом. А теперь я подумал, может, это все равно что поесть свежей телятины.
Я вскочила, схватила его руку и потянула от двери спальни.
— Не надо.
— Чего не надо?
— Ты знаешь. Не трогай Томми, — мой голос звучал тверже, чем когда-либо после возвращения. — Я отвечу на твой вопрос, если пообещаешь оставить в покое мою семью.
— Ответишь на мой вопрос?
«Надо просто пройти через это», — подумала я.
— Да.
Он наклонил голову, как будто ему надо было обдумать мое предложение. Наконец он сел на мою кровать.
— Договорились. Почему ты вернулась? И помни, если ты солжешь, это не будет считаться. И еще, Ник, — он помолчал, сверля меня взглядом. — Я увижу, если ты лжешь.
Я глубоко вздохнула.
— Я вернулась, чтобы снова увидеть свою семью. — Джек ведь тоже моя семья. — И попрощаться… лучше, чем прежде. В прошлый раз я ушла после ссоры, без объяснений. По крайней мере на этот раз я могу оставить им записку, чтобы они не тратили время, думая, что меня похитили или еще что-нибудь.