Коул немного подался вперед.
— Ты что, шутишь? Ты правда думаешь, что есть способ как следует попрощаться навсегда?
Я не ответила. Он озвучивал мысли, которые я старалась отогнать от себя, потому что знала, как я на самом деле была эгоистична, возвращаясь сюда.
Он вздохнул.
— Скажу тебе больше, Ник. Ты продержалась столетие в Нижнем мире, но ты не выдержишь шести месяцев на Поверхности. Ты будешь умолять забрать тебя. Я обещаю. Здесь для тебя слишком много боли.
Я стояла, зажмурив глаза, когда услышала, как открывается окно спальни. Он помолчал.
— Твоя метка.
Я быстро коснулась рукой шрама у ключицы. Он все еще горел.
— Что с ней?
— Это метка тени. Тень теперь внутри тебя. — Видя мою реакцию, он быстро добавил: — Не волнуйся. Она не причинит тебе боли. Но постепенно тень будет все больше стремиться к Тоннелям. Они для нее как магнит.
Я-то думала, что это просто шрам. Мне вдруг захотелось разодрать кожу на плече. Рвать ее до тех пор, пока не останется черного. Это не могло быть правдой.
— Почему ты мне это говоришь?
— На случай, если ты решишь, будто можешь спрятаться. Тоннели найдут тебя. От них не убежать. Их не победить. И пока эта метка на тебе, они могут найти тебя.
— Почему тебя волнует, собираюсь ли я бежать?
Когда он заговорил, голос его звучал мягко:
— Тоннели могут выследить тебя. Но я не могу.
Я больше не могла его слушать. Не важно, правду он говорил или нет.
— Уходи. Проваливай.
Он кивнул.
— Уже ушел. Но посмотри на свою метку. Она будет увеличиваться по мере того, как заканчивается твое время на Поверхности.
Он выскользнул в окно и исчез.
Я подошла к зеркалу на дверце гардероба и оттянула воротник рубашки.
Коул был прав относительно метки. Я раньше не замечала, но она действительно стала больше. Что, если это не просто шрам? Что, если тень на самом деле внутри меня? Средство слежки, растущее, отсчитывающее положенное мне время.
И не было места, где я могла бы спрятаться.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сейчас
Столовая для нуждающихся. Осталось пять месяцев и одна неделя.
Я пыталась забыть о визите Коула. До конца недели он больше не приходил, и я думала, что, может быть, он сдался. По крайней мере я на это надеялась.
В субботу начиналась моя работа в бесплатной столовой. Я была рада, что меня привлекли к делу. Я не могла исправить все то зло, что причинила родным, и возможность поработать на благо других людей была для меня чем-то вроде последнего шанса искупить свою вину, если это вообще было возможно.
Когда я добралась до места, управляющий столовой встретил меня в дверях, там же меня ждал человек с профессиональной фотокамерой. Мне захотелось развернуться и уйти, но я не могла снова разочаровать отца. Надо было пройти через это.
Управляющий подошел ко мне и протянул руку.
— Ты — Никки, правильно? Твой отец сказал, что ты придешь. Я — Кристофер.
Улыбка. Щелк. Фотограф снял, как Кристофер пожимает мне руку.
— Приятно познакомиться, — сказала я.
Кристофер наклонился ко мне и сказал негромко:
— Не обращай внимания на этого парня. Важно лишь то, что ты здесь, чтобы сделать доброе дело.
Кристофер мне сразу понравился. От него пахло мятой и табаком, из-за воротника рубашки выглядывала татуировка в виде виноградной лозы, обвивающей его шею. Не обращая внимания на фотографа, он провел меня в здание столовой, где стоял запах кафетерия вперемешку с комиссионкой.
Управляться в столовой оказалось несложно: налив несколько мисок супа, я начала делать это на автомате. Фотограф несколько раз сфотографировал меня с половником в руках и потом ушел.
Очередь все росла, и мне надоело изучать лица и думать о том, как они дошли до того, чтобы получать бесплатный суп в столовой для бедных. Я просто работала половником и старалась, чтобы руки поменьше тряслись.
Большинство людей продвигались в очереди молча, поэтому я удивилась, услышав старушечий голос:
— Ты абсолютно прекрасна.
Я подняла глаза от кастрюли с супом.
— Я?
— Да, — сказала старуха. Глубокие морщины покрывали каждый сантиметр ее лица. Кожа вокруг глаз у нее сморщилась, будто она щурилась годами. Несмотря на это, сами глаза смотрели ясно и живо. Она протянула иссохшие руки за тарелкой супа, они казались такими хрупкими, что я испугалась, не окажется ли тарелка слишком тяжелой для них.