До этого Варе казалось, что мама просто куда-то ушла по делам. И это было то самое, знакомое ощущение: все родные чем-то заняты, никто к ней не войдет и не помешает, и в то же время тепло на душе оттого, что они недалеко, под боком, со всеми все в порядке, и вечером они соберутся за ужином, будут вместе смотреть телевизор. И Варя не гнала от себя это ощущение. Оно само исчезло – внезапно, только сейчас, и больше ее не защищало. Ее ничто здесь больше не защищало!
Она обвела взглядом комнату, которая становилась все неуютнее. Птичек на стенах почти не видно, обои совсем выцвели, сколько лет их не меняли? Они уже не воспоминания детства навевают, а тоску. О серванте и прочих шкафах с облупленной полировкой, низеньких, модных в семидесятых годах, и говорить нечего. Старые стены безмолвно и растерянно смотрели на нее, о чем-то спрашивая, – и Варя быстро перевела взгляд на экран.
Телевизор продолжал захлебываться новостями, в которых не только не было ничего нового, но проступал какой-то безликий и агрессивный шаблон: опять где-то произошло наводнение, где-то объявился маньяк, а где-то грянула техногенная катастрофа. Можно было подставлять любую дату и разные географические названия в качестве переменной, и получались одинаково тошнотворные новости на все времена.
А мама всегда запрещала включать телевизор просто так – смотреть надо определенные программы, выбранные заранее, дающие пищу душе или уму, считала она. Человеку вообще не должно быть скучно с самим собой, духовно развитая личность никогда не станет заглушать свой внутренний голос и от самой себя прятаться и всегда найдет, о чем поразмышлять в уединении. В конце концов, можно вспоминать все стихи, какие знаешь, – начиная с самых детских. Это и память великолепно тренирует. Мама тренировала Варину память еще и тем, что рассыпала на столе несколько спичек и прикрывала их бумагой, а Варя пыталась воспроизвести точно такую же композицию. Потом, правда, они стали брать для этого счетные палочки, потому что спички детям не игрушка.
Варя выключила телевизор. Хмурая, дождливая наступила осень… Барка жизни встала на большой мели… Мой милый, что тебе я сделала?.. Где веселье, где забота, где ты, ласковый жених?.. Ты меня не любишь, не жалеешь… Ну и что ж! Пройдет и эта рана, только горько видеть жизни край…
Безнадежность просто звенела в нежилом воздухе!
Папа хоть бы обои новые наклеил! На те деньги, которые он вбухивает в бесконечные погреба, можно было бы… А для кого, если она здесь не живет? И никто не живет? И сам он почти не живет?
Варе стало по-настоящему страшно, и она схватилась за телефонную трубку. Нет, не Зотову, конечно, звонить – это же неприлично. Хотя теперь было жаль, что прожеманилась и отказалась от ужина в «Трех пескарях». Надо было соглашаться! Сидела бы теперь среди людей и без этих ужасных мыслей! Она набрала домашний номер Лены. Не отвечает. И Николушка, как всегда, где-то носится, некому трубку поднять и сказать, где же его мамаша-трудоголичка. Уж не на работе ли? Позвонила на работу – тоже никого. Потом на мобильник – абонент временно недоступен. Что творится? Варя от досады принялась было за шоколадный рулет, свежайший, ароматный, с тонким налетом сахарной пудры, как телефон вдруг зазвонил сам. Она даже вздрогнула.
– Варенька? Ну, наконец-то ты дома!
Это была Аня, и первые пять минут ушли на извинения по поводу неудачного новоселья у Игорька. А потом последовала просьба:
– Помнишь Гарольда и Марту? Они завтра сюда приезжают, к своим родственникам, то есть к Фольцу, он же твой одноклассник, да? А он им гида нашел, город показать, музей, праздник – самому некогда, весь в работе, да и немецкий плохо знает. А завтра у него вообще совещание какое-то грандиозное, с мэром, удрать никак не получится – так вот, ты не могла бы этих немцев этой девушке-гиду представить? Ты единственная, кто знает их в лицо. А то еще потеряются…
Гарольда и Марту, пожилую супружескую пару из Гамбурга, Варя помнила хорошо – не так давно они путешествовали по Золотому кольцу и приезжали в Переславль, и тогда Роберт Фольц звонил ей и просил показать им достопримечательности. И Варенька все свои выходные показывала, а туристы потом неплохо заплатили. А здесь, значит, для этого еще кого-то нашли, через Аню-экскурсовода. Ну и слава богу! Ей сейчас совсем не до немцев – личную жизнь надо строить! И в тоску и уныние впадать тоже совершенно неправильно и не вовремя.
И Варя, заверив Аню, что все сделает, и еще раз безрезультатно позвонив Лене, положила в пакет чудом найденную папку и отправилась к подруге домой. Придет же та ночевать когда-нибудь! И она, Варя, приткнется где-нибудь у Берестовых – сама на лавочку, хвостик под лавочку, папочку поперебирает, никому не помешает. Ей никак нельзя сейчас оставаться в пустом доме, в старых стенах! Она тут с ума сойдет.