Аппетит вдруг пропал, но Джордж, как и хотел, заказал бурито с говядиной, ром и колу. Он ухитрился съесть половину, хотя желудок, казалось, съежился до размера сморщенного лимона. Джордж расспросил Айрин, стремясь убедиться, что человек, назвавшийся Донни Дженксом, был жилистым коротышкой с серыми зубами, а не тучным работником Маклина. Ее описание развеяло все сомнения. На нее напал тот же, кто встретился Джорджу в Нью-Эссексе. Айрин была странно спокойна, словно наконец узрела изнанку городской жизни – и та оказалась не такой уж скверной. Очевидно, инцидент успел превратиться в забавный анекдот, из тех, что пересказывают за коктейлями и на кухне в офисе. Чем больше она об этом говорила, тем явственнее ощущал Джордж испарину на лбу.
– У тебя неважный вид, – заметила Айрин.
– Просто беспокоюсь за тебя.
– Честно говоря, не думаю, что увижу его снова. Кажется, он сделал со мной именно то, что хотел, – ударил и представился. Лежа на мостовой, первое, что я подумала: «Пусть просто убьет, не насилуя!» Разве не кошмар? И это была не паника, а здравое рассуждение. Тупое убийство лучше, насилия мне не пережить. Подумала о тебе. Сперва о маме, конечно, а потом о тебе. Стало интересно: что ты сделаешь, когда узнаешь о моей смерти. Странно, правда? Передумала все это за пять секунд – а он берет и отчаливает. Мне будто даровали дополнительный срок. Что это ты пьешь? Ром и колу? Я, может, выпью «маргариту».
Джордж огляделся в поисках неуловимой официантки.
– Серьезно, ты неважно выглядишь. Давно был у врача?
– С похмелья – ни разу.
– Похмелье в понедельник. Я и не спросила, как прошел твой уик-энд.
– Все как в тумане. Послушай, мне и правда нехорошо. Наверно, отравился у Тедди кальмарами. Ты не против на этом прерваться?
Когда они вышли наружу, Джордж отговорил Айрин, которая собралась провожать его до офиса. Задержал прощальные объятия чуть дольше, чем всегда. Айрин отстранилась, вопросительно посмотрела. Он ласково поцеловал ее в висок, чуть выше русой пушистой брови.
– Ты красавица даже с одним глазом.
– Теперь я точно знаю, что ты нездоров.
– Нет, я серьезно. С тобой случилась жуткая история.
– Позвони, когда станет получше. Ладно? И если не станет – тоже. В любом случае позвони.
Он проводил ее взглядом, ощущая сложную смесь любви и заботы. Встреться ему сию секунду Донни Дженкс, Джордж бы не испугался, а рассвирепел. Страшно было, когда он угодил на плаху один, но теперь дело коснулось Айрин, и в его жилах вскипело известное благородство.
Джордж поехал в Нью-Эссекс. Он не знал, что еще сделать. С Лианой было не связаться, Донни Дженкса не выследить. Единственный надежный факт – они имели какое-то отношение к ветхому прибрежному коттеджу. Донни Дженкс побывал там, и Лиана то же утверждала о себе, но теперь Джордж воспринимал все ее слова с великим скепсисом.
Позвонил в офис, сослался на нездоровье и сказал, что отправился домой. Включил на полную мощность кондиционер и на самую малую – радио. Ехать было приятно, привычные действия давали время поразмыслить. Совершенно ясно, что деньги, которые Джордж вернул Маклину, были прямо или косвенно связаны с его убийством. Но смысла во всем этом не наблюдалось. Возможно, крошка Донни Дженкс как-то узнал, что Джордж привез деньги. Он пробрался в дом и убил бизнесмена, чтобы завладеть ими. Но ведь он мог забрать их и раньше – у Лианы. По ее словам, он вышел прямо на нее в казино «Солнце могикан» – тогда бы и взял. Джордж обдумал возможность совместного заговора Лианы и Донни, но это показалось еще большей чепухой. Будь оно так, они могли просто поделить деньги. Зачем возвращать их Маклину, а после убивать его ради них же? Мог быть и третий – незнакомец; возможно, кто-то из работавших в доме увидел сумку, полную денег, и решил прибрать. Настоящий Донни Дженкс? Медсестра-убийца, что ухаживала за умирающей женой? Племянница, которая отворила ему?
Он медленно миновал центр Нью-Эссекса. Туристы нахлынули потоком – в основном пенсионеры прогуливались от сувенирной лавки к мороженщику и обратно. Несколько мужчин обмякли на скамейках в ожидании жен, предававшихся шопингу. Они были так безнадежно неподвижны, будто уже не ждали от жизни ничего яркого.