– Ладно тебе, Финн, – сказала Доминик, дотронувшись до его плеча. Он стряхнул ее руку.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Джози, – ответила я, видя, что он настроен мирно.
– Приятное имя.
– Нам нужно поговорить о деле, – напомнил ему Момо и махнул мне рукой, чтобы я убиралась прочь.
– Так как же нам назвать наш клуб, как ты думаешь? – громко крикнул Финн мне вслед. – Джози?
Сидевшие за столом дружно застонали.
– Ладно тебе, Финн.
– Главное для нас музыка. До пота. – Я снова остановилась и посмотрела на него. Он по-прежнему дразнил меня своими карими глазами. Я почувствовала, как по моим щекам поползла краска.
Теперь все смотрели на меня, даже Момо. Я кашлянула.
– Что-нибудь типа «Потанцуем»? Ведь есть же «Давай потанцуем»…
– Нет, мне не нравится, – заявил Финн.
– Скучно, – согласился Кристо.
– «Рожденные для танца»? – Я понимала сама, что говорю глупости. – «Танцы до смерти»? – Это было еще хуже.
Все насмешливо смотрели на меня.
– Оставь ее в покое, она не понимает ни фига, – разочарованно протянул Кристо.
– Я не слышала, чтобы ты предложил что-то получше, – огрызнулась я.
Кристо с удивлением вытаращил на меня глаза и даже растерялся.
– Не очень-то разумно приходить на деловую встречу, даже не зная, как вы назовете ваш клуб, не так ли? – продолжала я, упиваясь своим превосходством.
– Она права. – Финн наклонил голову набок. Казалось, он был готов улыбнуться, но не успел, словно кто-то поставил его на паузу.
Я направилась на кухню, гордая храбростью, с которой я разговаривала со студентами-второкурсниками, а по дороге бросила взгляд через плечо. Финн по-прежнему смотрел на меня. Я протиснулась сквозь дверные створки и прислонилась к раковине, крепко вцепившись в нее руками.
– Черт побери, что это такое? – Я быстро сполоснула пылающее лицо холодной водой.
С Кларки я встретилась вечером в нашем любимом пабе на мосту. Какое облегчение оказаться в знакомой компании, где я понимала каждый жест и взгляд и где не имело значения, какие глупости лились из моего рта.
– Я неплохой танцор, – ответил он на мой вопрос, водя пальцем по краю бокала. – А что?
Я рассказала ему про студентов из ресторана.
– А этот парень, Финн, спросил у меня, как бы я назвала их клуб, и…
– Тебе он нравится, верно?
– Он второкурсник, – сообщила я, игнорируя его вопрос.
– И что?
– Он медик.
– Ты даже знаешь его специализацию? – Кларки наклонился ко мне.
– Ну, только потому, что я подслушивала, когда он разговаривал с Момо. Перестань смотреть на меня так, Джастин Кларк. – Я схватила подставку под пиво и начала крутить ее в пальцах.
– Джози, сейчас ты выглядишь роскошно. Любой нормальный парень захочет тебя. – Он схватил кружку и жадно глотнул пива.
– Ты так думаешь? – Я пыталась выудить из него побольше комплиментов.
– Я серьезно это говорю. – Он с улыбкой посмотрел на мои плоские лодочки. – Ты только не надевай высокий каблук, иначе я чувствую себя рядом с тобой карликом.
В двенадцать лет я была ростом пять футов и девять дюймов и все еще росла; размер ноги тоже увеличивался, и я переживала из-за этого.
– Мне придется пойти в специализированный обувной, – говорила мне мама. – И вообще, милая, – говорила она, держа в ладонях мое лицо, – ты будешь высокая и красивая, так что гордись своим ростом и перестань горбиться. У тебя будут ровные зубы. Ты будешь красавицей, – слышала я от нее.
Я жила, ожидая, что у меня что-то «будет». К счастью, вскоре я перестала расти, и теперь мой рост был чуть меньше шести футов. Кларки был пять футов и десять дюймов – «с половиной», как он любил добавлять. Мои зубы выпрямились. Размер ноги стал под стать моему росту. Я наконец перестала тянуться вверх, и моя фигура стала более-менее пропорциональной. У меня были длинные, темные волосы, здоровые и густые, кудрявые от природы. Во время работы я завязывала их на затылке и закалывала шпилькой или ручкой, чтобы они мне не мешали, но длинные пряди все равно выбивались и лезли мне в глаза. А глаза были большие и серо-голубые, цвета неба перед грозой, как всегда говорил мой отец.
– А ты похудела, – заметил Кларки и поинтересовался, не хочу ли я еще выпить. Потом уверенной походкой направился к бару. Он тоже переменился после приезда в Кембридж. Ушли в прошлое свитера с рисунком, накрахмаленные рубашки и все строгие формальности, которые он был обязан блюсти. В шестнадцать лет я наконец преодолела свой этап жизни, когда думала, что влюблена в него. Чем ближе мы становились, тем более странной казалась мысль о любви. Лучший друг – это гораздо лучше, решила я. Мне нравилось разговаривать с ним, выслушивать мужскую точку зрения. Я никогда не променяла бы дружбу на любовь, с которой все всегда непросто. Любовь штука хрупкая. Дружба на всю жизнь.