– Подожди, – сказал Кларки. Дверь открылась. – Что с тобой?
– День сегодня хороший.
– Точно, – ответил он, пожимая плечами. – Еще один день, когда можно класть на полки рождественские карточки. Эге. Мой отец гордился бы этим. – Он выставил большой палец и прошел мимо меня.
Родители Кларки, особенно отец, пришли в ярость, когда их сын решил сделать на год перерыв в учебе. Их поколение не позволяло себе ничего подобного; они упорно учились. Перед отъездом в Кембридж я посоветовала Кларки проявить характер и сообщить отцу, что он хочет путешествовать и посмотреть мир, ведь он почти ничего не видел, кроме Дорсетских холмов.
– Я сказал ему, – сообщил мне через несколько часов Кларки, стоя на пороге; его волосы намокли от дождя. Я позвала его в дом и провела на теплую кухню.
– Что он сказал?
– Что он разочаровался во мне.
Я возмутилась и со стуком поставила на стол кувшин.
– Да как он смеет так говорить! Извини, Кларки, я понимаю, это твой отец, но ведь он просто чертов зануда и деспот. Сейчас я пойду и выскажу ему все, что думаю о нем.
Я сдернула куртку с вешалки, но тут почувствовала, как на мое плечо легла его рука.
– Не надо. Мне это не поможет.
– Но ведь ты не должен это терпеть.
Теперь мне на плечи легли обе руки; Кларки посмотрел мне в глаза.
– Я и не буду. Я поеду в Кембридж вместе с тобой.
В тот вечер мы с Кларки проговорили допоздна. Мы сидели на террасе. Был ясный летний вечер, небо усыпано звездами.
– Я буду скучать по дому, – вздохнула я. – Когда мы уезжаем из него, все меняется, ничего не остается прежним. Это конец одной эры.
– Мне не терпится начать следующую, – улыбнулся Кларки. – Отец послал меня в жопу и сказал, что он не для того учил меня музыке, чтобы я болтался по Европе.
– Какая прелесть.
– Я еще никогда не слышал, чтобы отец говорил слово «жопа». – Мы расхохотались. – Давай. За нас, – сказал Кларки, и мы подняли стаканчики с водкой. – За нас с тобой, за нашу дружбу, а также за то, чтобы мы славно поболтались по Европе.
– Какие у тебя планы на вечер? – спросил он, когда я шла в теплом банном халате по коридору в свою спальню.
– Сегодня открывается клуб Финна. Первый вечер, – ответила я и закрыла дверь спальни.
Через несколько секунд я схватила полотенце и прикрылась им.
– Кларки! Стучать надо!
– Я уже видел тебя голую и раньше. – На его лице появилась улыбка.
– Когда мы в пятилетнем возрасте сидели с тобой в надувном бассейне? Это не в счет.
– Ты проводишь с Финном слишком много времени, – проговорил он почти с обидой. – Мне казалось, что у него есть девчонка.
Он явно хотел испортить мне настроение.
– Возможно, и есть, но ведь мы не делаем ничего плохого. Просто весело проводим время, вот и все. – Я посмотрела на Кларки и невольно добавила: – Тебе тоже не мешает попробовать. – И закрыла за ним дверь.
– Поверь мне, я знаю, о чем думают мужчины, – крикнул он.
Я знала, что Кларки стоял за дверью и злился.
– Кстати, – сказала я, приоткрыв дверь настолько, чтобы отдать ему пачку оставшихся рекламок, – ты можешь раздать эти листки в музее? И говори всем, что вечера начинаются сегодня. Заранее благодарю.
В конце дня я накрыла все столы к ужину и повесила передник на заднюю стенку кухни. Потом услышала:
– Джози! – громко позвал меня Момо.
О господи, что я сделала не так? Я вышла из кухни в зал.
– Что, Момо?
– Иди сюда, – велел он, и я прошла следом за ним к угловому столику. – Что ты видишь?
Я подошла к итальянским подставкам, чтобы убедиться, что они не перевернуты. Все было на месте.
– Ничего не вижу. По-моему, все правильно, Момо, – неуверенно сообщила я.
Он похлопал меня по плечу огромной рукой.
– Я тоже не вижу. Молодец.
Он пошарил в кармане своего фартука и протянул мне бурый конверт с моим жалованьем. На обороте конверта всегда было что-то написано. Например, в последний раз там было: «Пожалуйста, завязывай свои волосы сзади, чтобы они не попали в суп». Но на этот раз он сказал:
– Спасибо, Джози, ты хорошо работаешь.
Домой я катила на велосипеде, окрыленная его похвалой и предвкушая предстоящий вечер.
Я приняла ванну и поставила Мадонну. Перед тем как одеться, в трусиках и лифчике, я почему-то зашла в комнату Кларки. Там было темно, цветочные шторы задернуты. Его инструмент стоял в углу у окна, на полу валялись нотные листы. Черный скрипичный футляр лежал на кровати рядом со старым кожаным портфелем, теперь сильно потертым, где хранились ноты и книги. Мне до сих пор нравился его запах.
– Что ты делаешь? – раздался голос за спиной.