— Когда я буду писать мемуары, я обязательно пошлю тебе экземпляр.
— Ты играл в футбол?
— Да.
— В средней школе или в колледже?
— И там и там.
— Ты не очень разговорчив. Почему я должна все из тебя вытягивать? Ручаюсь, ты был хорошим футболистом.
— Я играл на линии. Меня никогда не приглашали в команду. Мое имя печаталось обычно внизу программы: Крейн, ПБ.
— А что означает ПБ?
— Правый бек. Правый защитник.
— Ты вел мяч мелкими пасами?
— Нет, не в этих розыгрышах.
— Почему? — потребовала она. — Ты, вероятно, мог вести мяч лучше всех?
— Не знаю. Мне никогда не пасовали. Популярностью я как-то не пользовался.
— Ты меня разыгрываешь.
— Забудем о футболе. Ничто не ушло так далеко в прошлое, как футбольные матчи.
Когда мы выехали из города на шоссе, еще было темно. Я вылез и откинул верх машины, и в лицо нам ударил прохладный ветер. Я смотрел на освещенный тоннель, который создавали огни фар, и время от времени поворачивался к Анджелине. Она сидела, положив руки на колени, как и раньше. Но только теперь в глазах ее не было угрюмого вызова и, когда я встречался с ней взглядом, они счастливо улыбались мне.
Перевалив через холм, мы начали спускаться в долину реки. Впереди, на востоке, занималась заря. Было тихо и безоблачно, и летнее утро обещало жару. Но в долине воздух все же оставался прохладным, и вдоль дороги у земли лежали лоскутья легкого тумана.
В сером свете утра я остановил машину слева у обочины в конце моста, чтобы посмотреть на реку. Под мостом находилась большая заводь и песчаная отмель, где вода была чистой и прозрачной. Среди разбросанных клочьев тумана большие дубы в долине выглядели призрачными и темными. А на тех, что росли вблизи, виднелись серо-коричневые кольца от воды зимнего половодья. Под журчание воды над песчаной отмелью вдруг раздалось пение птицы пересмешника.
— Правда красиво? — спросила Анджелина.
— Да. В реках всегда есть что-то такое… На дороге не было никакого движения, и вся долина вокруг принадлежала нам, нам двоим и пересмешнику. Мы долго молчали, глядя на реку. И вдруг я почувствовал на себе пристальный взгляд Анджелины. Она повернулась ко мне, откинув голову на спинку сиденья, прижавшись щекой к коже.
Я долго смотрел на нее. Никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Теперь я знал, что будет с нами дальше. Потом я обнял ее и стал целовать страстно и нежно. Я поцеловал ее в закрытые глаза.
— Поцелуй еще раз, — мягко попросила она, — мне нравится, когда ты целуешь меня так!
Я уже потянулся к ней, как внезапно с отвращением подумал, что занимаюсь с ней любовью в машине Ли. Неожиданно руки мои застыли, и я почувствовал тошноту в желудке, как при ударе ниже пояса. Вспомнились слова Ли: «Боже, но ей это нравится! Она может просто до смерти затрахать тебя на сиденье машины!»
Она вопросительно посмотрела на меня. А я отодвинулся и достал сигарету.
— В чем дело. Боб? — Она непонимающе посмотрела на меня.
— О Боже, ни в чем! Просто мне захотелось закурить.
— Что-то случилось? Пожалуйста, скажи мне!
— Я просто вспомнил о твоем опыте. Говорят, ты потрясающа на сиденье автомобиля!
— Не понимаю, о чем ты. Почему ты вдруг переменился?
Не знаю, почему я не заткнулся сразу. Но меня понесло:
— Черт возьми, почему мы так церемонимся? Нам не надо проходить через эти вздохи под июньской луной, чтобы просто получить удовольствие в машине, да?! Я не представляю, как ты могла так долго оставаться в ней в штанах! Или ты снимала их только для Ли?
Она отпрянула, словно от удара.
— Тебе обязательно надо это говорить? — И это все, что она сказала, спокойно глядя на воду.
— А почему я не должен говорить этого?
— Да, действительно, почему? — произнесла она грустно и вяло.
— Ну конечно. Ты могла бы вообразить, что я — это Ли, если ты в него влюблена. И здесь где-нибудь наверняка лежат твои старые трусы. Может быть, в отделении для перчаток, чтобы ты чувствовала себя более по-домашнему, привычно.
И тогда в ее глазах я прочел прежний вызов, это выражение: «Иди ты к черту!», Я снова схватил ее, грубо, как пьяный матрос с танкера тискает свою двухдолларовую шлюху, и опрокинул ее, целуя. Она сильно ударила меня по лицу, не царапаясь, как поступило бы большинство девушек, а кулаком. Из моих глаз брызнули слезы, а во рту возник соленый привкус крови, так как она разбила мне губы. Но я рассмеялся и снова поцеловал ее. Ее левая рука упиралась мне в грудь, а правой она продолжала бить меня по лицу. Я снова рассмеялся и поймал ее руку. Тогда она остановилась и ослабла.