– Ты не такая уж твердокаменная!
– Я и не хочу быть жесткой. Ты делаешь меня мягкой!
– Ты и не очень взрослая. Не такая взрослая, чтобы все время напрашиваться на неприятности. Ты просто маленькая, и я мог бы выбросить тебя из окна!
– Выброси меня из окна. Боб! Только после.
– Может быть, я так и сделаю. Она обхватила мою шею рукой и, подтянувшись, коснулась губами моего лица.
– Скажи мне что-нибудь хорошее. Боб, – прошептала она. – После ты опять скажешь гадость, но сейчас скажи хорошее! Хоть немного хорошее!
– Ты самая проклятая девчонка, которую я когда-либо встречал!
Глаза ее вопросительно рассматривали меня на расстоянии трех дюймов, очень нежные, широко раскрытые и прекрасные.
– Это хорошо, что ты сказал?
Мне было трудно говорить, и я просто кивнул. Она поразила меня сильнее, чем что бы то ни было до сих пор.
Глава 15
Что-то разбудило меня в темноте. Я взглянул на светящийся циферблат своих часов. Три часа ночи. И затем я снова почувствовал то, что вывело меня из сна. Это была рука, нежно поглаживающая мое плечо. Мягкая и прохладная маленькая ручка, которая ласкала.
– Ты не спишь. Боб? – спросила Анджелина тихо.
– Нет.
– Мне жаль, что я тебя разбудила.
– Но все равно слишком жарко, чтобы спать.
– Сколько сейчас времени?
– Три. Я, вероятно, спал пару часов. После того как мы вернулись, перекусив, было около одиннадцати.
– Не знаю. Мы сами определяем для себя время. Но я, право, жалею, что разбудила тебя. У тебя большие мускулы на руке. И у них такие красивые линии. Почему ты такой сильный?
– Правильный образ жизни. Избегал алкоголя, табака и женщин легкого поведения.
– Ты все время шутишь, да? Боб, ты решил, что же мы будем делать? Ты отправишься сегодня в Новый Орлеан?
– Нет, я больше не хочу туда ехать.
– Почему? Ты же хотел.
– Теперь не хочу.
Все было спокойно, только время от времени по улице проезжала одинокая машина. Мы лежали, ничем не прикрытые, в темноте, слушая жужжание вентилятора над головой.
– Боб, – позвала она через несколько мгновений.
– Что?
– Я хочу знать, почему ты передумал.
– Не знаю почему. Просто потерял к этому интерес.
– Потому что считаешь, что должен позаботиться обо мне? Но ты знаешь, что не обязан.
– Нет, дело не в этом.
– Но ты ведь не хочешь, чтобы я осталась с тобой?
– Не знаю.
– Ты ведь никогда не врешь, правда? Ты никогда не врешь только ради того, чтобы не задеть чувства людей. Ты ведь мог сказать, что должен заботиться обо мне. И это звучало бы приятно, хотя ничего бы не значило.
– Прости, – сказал я. – Я, вероятно, не очень умею говорить приятное.
– Но мы не должны притворяться друг перед другом, правда? Меня вроде как навязали тебе, и ты не должен делать вид, что я тебе нравлюсь. Или я нравлюсь тебе?
– Нравишься.
– Очень нравлюсь. Боб?
– Может быть.
– А сегодня утром ты сказал, что не нравлюсь.
– Это было очень давно. Похоже, с тех пор прошли годы.
– Да, мы оба с тех пор изменились, верно?
– Не думаю. Может быть, мы просто друг друга получше узнали.
– Ну и что же ты узнал обо мне?
– Что многое, что я думал о тебе, – не правда.
– По-твоему, нам может быть хорошо вместе? Будет хорошо, если мы поедем в Галвестон, как ты говорил? Я имею в виду, если мы сделаем вид, что мы как другие женатые пары и у нас медовый месяц?
– Думаю, что да, а ты?
– Но ты уверен, что тебе будет хорошо именно со мной? Ты уверен?
– Нет, не знаю. А ты? Ты думаешь, тебе понравится?
– Да, конечно. Мне всегда хотелось увидеть океан. И когда ты не бываешь насмешливым и гадким, я больше всего хочу быть с тобой.
– Прости меня, что я бываю таким.
– Значит, мы поедем, да?
– Да. Сегодня же.
– А почему бы нам не отправиться прямо сейчас? Тебе не кажется, что это будет здорово? Двинуться в путь в темноте. Я имею в виду, пока прохладно. В этом есть даже что-то волнующее!
– Ты сама достаточно волнующая! Разве нам нужно еще что-нибудь?
– Я вовсе не волнующая. Почему ты так думаешь?
– У меня есть кое-какие основания.
– Ну, так как насчет того, чтобы отправиться в Галвестон прямо сейчас? Я бы хотела, а ты?
– Вообще-то это сумасшедшее время, чтобы отправляться в путь. Но может быть, мы и есть сумасшедшие? Поехали!
По выезде из города мы заскочили в круглосуточное кафе, чтобы выпить по чашке кофе. Там нам встретился лишь сонный человек за стойкой. Пока он готовил кофе, я взглянул на наши отражения в зеркале над стойкой. Анджелина возбужденно оглядывалась по сторонам, а я, изучая ее лицо в стекле, удивлялся, почему я раньше не замечал в нем оживления? Может быть, на ферме этого и не было, но теперь оно просто светилось. Глаза ее сияли. Она посмотрела в зеркало и поймала мой взгляд. Она улыбнулась мне:
– Мы хорошо смотримся, да?
– Да. И ты особенно.
– У тебя белые брови. Правда забавно, что мы оба блондины?
– Мы могли бы быть сестрами, – сострил я.
– Подумай, я ведь ничего о тебе не знаю. Сколько тебе лет, какое у тебя второе имя, что ты любишь и что не любишь, ведь так?
– Когда я буду писать мемуары, я обязательно пошлю тебе экземпляр.
– Ты играл в футбол?
– Да.
– В средней школе или в колледже?
– И там и там.
– Ты не очень разговорчив. Почему я должна все из тебя вытягивать? Ручаюсь, ты был хорошим футболистом.
– Я играл на линии. Меня никогда не приглашали в команду. Мое имя печаталось обычно внизу программы: Крейн, ПБ.
– А что означает ПБ?
– Правый бек. Правый защитник.
– Ты вел мяч мелкими пасами?
– Нет, не в этих розыгрышах.
– Почему? – потребовала она. – Ты, вероятно, мог вести мяч лучше всех?
– Не знаю. Мне никогда не пасовали. Популярностью я как-то не пользовался.
– Ты меня разыгрываешь.
– Забудем о футболе. Ничто не ушло так далеко в прошлое, как футбольные матчи.
Когда мы выехали из города на шоссе, еще было темно. Я вылез и откинул верх машины, и в лицо нам ударил прохладный ветер. Я смотрел на освещенный тоннель, который создавали огни фар, и время от времени поворачивался к Анджелине. Она сидела, положив руки на колени, как и раньше. Но только теперь в глазах ее не было угрюмого вызова и, когда я встречался с ней взглядом, они счастливо улыбались мне.
Перевалив через холм, мы начали спускаться в долину реки. Впереди, на востоке, занималась заря. Было тихо и безоблачно, и летнее утро обещало жару. Но в долине воздух все же оставался прохладным, и вдоль дороги у земли лежали лоскутья легкого тумана.
В сером свете утра я остановил машину слева у обочины в конце моста, чтобы посмотреть на реку. Под мостом находилась большая заводь и песчаная отмель, где вода была чистой и прозрачной. Среди разбросанных клочьев тумана большие дубы в долине выглядели призрачными и темными. А на тех, что росли вблизи, виднелись серо-коричневые кольца от воды зимнего половодья. Под журчание воды над песчаной отмелью вдруг раздалось пение птицы пересмешника.
– Правда красиво? – спросила Анджелина.
– Да. В реках всегда есть что-то такое… На дороге не было никакого движения, и вся долина вокруг принадлежала нам, нам двоим и пересмешнику. Мы долго молчали, глядя на реку. И вдруг я почувствовал на себе пристальный взгляд Анджелины. Она повернулась ко мне, откинув голову на спинку сиденья, прижавшись щекой к коже.
Я долго смотрел на нее. Никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Теперь я знал, что будет с нами дальше. Потом я обнял ее и стал целовать страстно и нежно. Я поцеловал ее в закрытые глаза.
– Поцелуй еще раз, – мягко попросила она, – мне нравится, когда ты целуешь меня так!
Я уже потянулся к ней, как внезапно с отвращением подумал, что занимаюсь с ней любовью в машине Ли. Неожиданно руки мои застыли, и я почувствовал тошноту в желудке, как при ударе ниже пояса. Вспомнились слова Ли: «Боже, но ей это нравится! Она может просто до смерти затрахать тебя на сиденье машины!»