Бен нахмурился.
— Но не при загадочных обстоятельствах?
— Нет, при родах. В тысяча восемьсот шестьдесят первом году здесь вообще никто не жил. Семья могла, конечно, переехать. Но странно, что все вещи остались нетронутыми. Не могу отделаться от мысли, не об этом ли говорил дед Маргарет.
— Любопытно, — ответил Бен. — Это сюжет новой книги?
Теперь наступила моя очередь хмуриться.
— Наверное, нет. По правде говоря, я должна была писать роман про Тессу. Но мне хочется узнать больше. Кто эта девушка? Это Вайолет? Имеет ли она какое-то отношение к разыгравшейся трагедии?
Я протянула руку и прикоснулась к портрету.
— Возможно, никаких тайн и нет. — Я чувствовала себя немного глупо. — Священник предположил, что, возможно, драма в семье Харгривз поможет мне понять себя. Я рассказала ему о смерти мамы. Он посоветовал написать историю Вайолет.
Бен сжал мою руку.
— Это не навредит. И даже поможет навести мосты с отцом.
Я поморщила нос. Не хотелось говорить о папе.
— Прия обещала посодействовать. Даже умоляла принять ее помощь. Мы встречаемся завтра в полицейском участке.
— Новые друзья? — улыбнулся Бен. — Распутывание тайн? Похоже, ты начинаешь чувствовать себя как дома.
— Все хорошо. — Я приобняла мужа. — Мы поступили правильно.
В кармане запищал телефон. От неожиданности я вздрогнула. Вытащив мобильник, посмотрела на экран, отменила звонок и убрала телефон в карман.
— Кто это? — поинтересовался Бен.
— Папа. Только и всего. Должно быть, почувствовал, что ты говоришь о нем. Но сейчас не самое подходящее время для разговора.
— Думаю, тебе надо перезвонить.
— Не хочу, — нахмурилась я, понимая, что веду себя, как маленький Стэн.
— Он скучает.
Я посмотрела на мужа:
— Ты что, разговаривал с ним?
— Нет, — ответил он, потирая нос. — Электронная почта.
Вмешательство мужа вывело меня из себя:
— Бен, я сама разберусь в своих проблемах.
Но он не унимался:
— Просто поговори.
— Хорошо. — Я с раздражением начала собирать со стола мелкие обрывки бумаг. — Но только, когда захочу, а не по твоей указке.
Бен хотел продолжить, но мой разъяренный взгляд остановил его.
— Ладно. Я понял.
По его лицу было видно, что он ничего не понял.
— Раскапывай тайны дома. — Муж поцеловал меня в висок и вышел.
Я промолчала, злясь на него, словно ребенок, за то, что он общался с отцом.
Затем вытащила телефон, посмотрела на пропущенный звонок и убрала его в карман. Передумав, снова вытащила. Не потому, что хотела проверить новые звонки от отца. Совсем нет. Просто решила поискать портрет девушки в сети и посмотреть, не всплывет ли что-нибудь.
Сделав несколько фотографий рисунка, я поймала себя на мыслях о папе. Признаться, винить его в чрезмерной опеке нельзя. В конце концов, после гибели мамы, он невыносимо страдал. Ее смерть навсегда и бесповоротно изменила его, и неудивительно.
Я не очень хорошо помнила маму. Мне было пять, когда она умерла. Погибла в автокатастрофе на восьмом месяце беременности моим младшим братом. Врачи изо всех сил старались спасти малыша, но тщетно. Я была в школе, когда произошла авария. События последующих дней стерлись из памяти.
Было ощущение, что однажды заснула счастливой и безмятежной возле любящей мамы и младшего братика или сестрички, и внезапно проснулась без мамы и без малыша в страшном холодном месте рядом с обезумевшим от горя отцом.
Первым воспоминанием о том ужасном времени были ступеньки лестницы, на которых я сидела, обнимая белого котенка Снежинку — подарок родителей.
— Он твой, — сказала мама. — Только твой. Можешь не делиться с братиком.
Но мамы с братиком больше не было. Я сидела со Снежинкой на лестнице, несчастная и одинокая в своем горе.
В дом пришло много людей. Мы прощались с мамой и малышом, которому дали имя Билли и который тоже отправился на небеса. Они с мамой были в одной коробке, называемой гробом. Я никогда не видела Билли, но мне было все равно. Я ненавидела его за то, что он остался с мамой, а я нет. Я ненавидела маму за то, что она ушла, не попрощавшись. И не понимала, почему папа обнимает меня так крепко и так долго.
Я сидела на лестнице с котенком, спрятавшись от всех людей, все время норовивших поцеловать меня.
— Как Элла? — услышала я голос тети Салли.
— Притихшая, — ответил папа.
Я прижалась к лестнице, боясь, что взрослые увидят меня. Мне не нравился этот неизвестный мне папа, который все время плакал и не умел заплетать косы.
— Испуганная. Скучает по маме.