— Я все еще на парковке. Возвращаюсь к тебе.
***
Позже, сидя на диване и проверяя имена в блокноте, я рассказывала Бену:
— На их соседей, Эдвина и Фрэнсис Форрест напали в тот же день.
Я все еще злилась на мужа из-за общения с отцом за моей спиной. И еще больше за то, что он был прав, настаивая на телефонном звонке. Но старалась по-взрослому относиться к ситуации.
— Их всех убили? — Бен наклонился ко мне и попытался прочитать мои пометки в блокноте. — У тебя отвратительный почерк.
Я оттолкнула его.
— Имей терпение. Ну, так вот. Мистер Харгривз во время трагедии был в отъезде. Соседа Эдвина Форреста убили, а его жену так сильно покалечили, что все думали, она умрет.
— А она?
— Выжила.
— А Вайолет? Дочь мистера Харгривза. Что с ней стало?
— Исчезла, — таинственным низким голосом ответила я.
Бен засмеялся.
— А может, тоже убили?
— Может. Никто не знает.
— А как мы узнаем?
— Ну, тебе повезло. Ты женат на блестящем детективе.
Я открыла компьютер. Бен с сомнением посмотрел на меня.
— Что ты собираешься делать?
— Собираюсь погуглить мистера Харгривза, — с победным видом заявила я.
— Гениально, — иронично бросил муж.
Я вбила имя «Маркус Харгривз» в поисковик. Из детской раздался плач. Стэн. Мы переглянулись с мужем, выжидая, то ли когда сын успокоится, то ли кто из нас окажется слабаком и первым бросится в детскую. Как обычно не выдержала я. Пододвинув комп мужу, я пошла наверх.
— Посмотрим, что ты сможешь найти.
Пока я успокаивала сына и укладывала его в постель, Бен нашел в интернете много интересного о человеке, построившем наш дом. Имелась запись в «Википедии», упоминание на нескольких исторических сайтах, даже обнаружилась школа, названная в его честь в отдаленном районе юго-западной части Лондона. По крайней мере, существовала до прошлого года. Потом ее переименовали в Академию Непревзойденного Мастерства. Бен подавился смехом, увидев название школы.
— Читай вслух, — попросила я мужа, садясь рядом.
Бен открыл «Википедию».
— Маркус Харгривз (1807–1871), промышленник из Сассекса, — начал он.
— Там говорится о дочери? — перебила я.
Бен скорчил недовольную физиономию:
— Подожди.
Я закатила глаза. Мое нетерпение всегда бесило мужа, и он нарочно в отместку делал все в сто раз медленнее.
— Был промышленником, который заработал состояние на экспорте оборудования в колонии. Так что нет и в помине темного рабовладельческого прошлого, как я думал, услышав, что он работал на Карибах.
— Начальную школу не назвали бы в его честь, если бы он был рабовладельцем, — заметила я.
— Ладно, не умничай. — Бен запустил в меня блокнотом. — Он наблюдал жизнь бедняков в районе Ист-Энде, возле доков. Боже! Мистер удивился бы, увидев какие деньги крутятся там сейчас. И открыл школу и детский дом для детей рабочих порта.
Я была впечатлена.
— А есть что-нибудь о личной жизни?
Бен прокрутил мышкой вниз.
— Да. Он женился на Гарриет, и в тысяча восемьсот тридцать седьмом году у них родилась Вайолет.
— Что-нибудь еще? Там говорится об исчезновении дочери?
— Говорится.
— Дай посмотрю. — Я потянулась к компьютеру и экран потух.
— Ох, ты черт! Нужно зарядить его, а шнур в машине.
Бен так разочарованно посмотрел на меня, что я рассмеялась. Мы обнялись, и на некоторое время мистер Харгривз был забыт.
Глава 16
1855
Вайолет
В студии было жарко и душно, я не могла найти себе места. Мысли о мистере Форресте, которого я не видела в течение нескольких дней, об отце и мистере Уоллесе одолевали меня. Сидя на стуле и вяло обмахиваясь шляпой, я размышляла о своем будущем.
С приближением вечера зной не спадал. Казалось, тяжелый и горячий воздух замер в ожидании спасительной свежести дождя.
Я глубоко вздохнула, чувствуя, что тоже томлюсь, ожидая прихода настоящей жизни. Вспомнив о живописи, я вскочила на ноги и подошла к шкафу в углу комнаты, что хранил мои сокровища: книги по искусству, рисунки и картины.
Изнутри к двери была прикреплена распечатанная копия «Марианны» кисти моего кумира Джона Эверетта Милле. Несколько лет назад я вырезала ее из буклета, выпущенного Королевской Академией. Но мне посчастливилось лицезреть подлинник. Отец тогда взял меня на выставку живописи в Академии, не предполагая, что станет виновником моей незатухающей страсти к рисованию. Эта мысль заставила меня усмехнуться. С тех пор любовь к искусству пылала во мне.