Измученная, я опустилась на пол, прислонилась к двери. Все что могла придумать, чтобы вызволить себя из комнаты, я перепробовала. Ничего не помогло. Теперь надо просто дождаться отца. Хотя у меня появилась еще одна идея. Передо мной лежали краски и чистая стена.
Я взяла карандаш и приступила к наброску. Через два дня почти половина стены изображала мой вариант «Марианны». Я без труда рисовала ее по памяти. Только теперь комнату Марианны представляла серая камера, в которой была заключена я сама. Вместо больших, витражных окон — маленькое окошко, окруженное голыми кирпичами. Вместо брошенной вышивки — кисти и краски. Я изобразила девушку с моим круглым лицом и рыжими волосами.
Дни и ночи проходили в странном, непонятном ритме. Я отмечала их на стене линиями под нарисованными солнцем и луной. Есть больше не хотелось. Меня постоянно одолевали слабость и усталость. Поэтому я немного рисовала, а после отдыхала. Большую часть времени спала. Верхняя одежда служила постелью. Я оставалась в нижней сорочке. Бесполезные крики и стук по окну приводили к обмороку, и я оставила все попытки. Ничего. Скоро придет отец. Но в доме по-прежнему царила гнетущая тишина. Ни намека о проживающих людях.
На шестой вечер я закончила свою версию «Марианны». Она была огромна. Мне приходилось вставать на коробку, чтобы добраться до потолка. Краска светилась при закате. Это, без сомнения, моя лучшая работа. Хотя теперь мой мозг, танцуя от мысли к мысли, пребывал в причудливом мире, настоящем и фантазийном одновременно. Иногда я не знала, бодрствую или сплю.
Тем же вечером усталость неожиданно переполнила меня и, впервые за все время, охватило чувство безнадежности. Я была очень слаба и боялась, что отец никогда не найдет меня. Я свернулась в углу комнаты и уснула. Через несколько часов проснулась, но сон не помог. Слишком уставшая, чтобы подняться, я лишь поправила груду одежды и снова провалилась в сон.
Позже, когда дневной свет заполнил комнату, я очнулась. На этот раз у меня было чуть больше энергии. Дрожащей рукой я взяла кисть. Встать не было сил. Поэтому сидя на полу я вывела «Вайолет Харгривз» неровным почерком на стене над дверцей напротив «Марианны». Обессиленная, прислонила лоб к прохладному кирпичу и снова провалилась в забытье. Очнувшись, с трудом подняла кисть и дописала «Эдвин». Но не подобрала слов чтобы объяснить, что он сделал. Поэтому вычеркнула его имя и написала «Фрэнсис», а рядом «прости».
Все еще держа кисть, я доползла в гнездо из одежды, легла и свернулась калачиком. Голова гудела, глаза горели. Вдруг боль прошла: меня обняли чьи-то руки, я почувствовала знакомый запах, который не ощущала много лет.
— Мама!
Мама поцеловала меня и погладила волосы, как она делала в моем детстве.
— Тише, дорогая, — сказала она. — Тише. Теперь ты в безопасности. Спи.
Как же я обрадовалась! Я ждала отца, но пришла мама. Я хотела рассмотреть ее. Но яркий свет, окружавший ее, ослеплял.
— Тише, — вновь произнесла мама, — засыпай.
И я уснула.
Глава 61
Наши дни
Элла
Я пребывала в полной растерянности. Все усилия найти следы Вайолет ничем не увенчались. Ее не было в Шотландии. Никто не скрывался под именем Фрэнсис Форрест. На первый взгляд казалось, что девушка действительно утонула. Я даже провела целый день, пялясь на непостижимые для меня явления прилива и отлива, пытаясь сообразить, куда волна может вынести тело, упавшее со скал. Какой-то замкнутый круг!
И все же, я не могла отделаться от чувства, что обречена рассказать историю художницы. Да, моя книга о Тесс находилась у редактора. Но в глубине души я понимала: она средненькая. Ведь я почти не уделяла ей должного внимания.
Осень плавно переходила в зиму. Погода ухудшилась. Я всеми силами старалась позабыть «Тайну Дома на скале». Напрасно. Даже совместное с мужем решение выставить лондонский дом на продажу и выкупить наше жилье в Сассексе по смехотворно маленькой цене, предложенной владельцем, не отвлекало меня от навязчивых идей.
— Разве ему не хочется выручить хорошие деньги за дом? — поделилась я своими сомнениями с Прией в один из ноябрьских дней.
Я приехала к ней накануне ее родов, чтобы помочь собраться. Но вместо сборов мы сидели на диване, ели шоколад из «Рождественского календаря», купленного мною для сыновей.
— Он объяснил так: дом, словно камень на шее. Много лет не удавалось его даже сдать. И купив, мы сделаем ему одолжение.