— Доченька моя! — воскликнул он, — Дорогая! Иди же, папа тебя обнимет!
В этот момент мне даже показалось, что он на самом деле рад меня видеть. Просто так. Без задней мысли. Выглядел он усталым, старым и несчастным. Нет, одежда на нём была чистая и добротная, в другой он в люди не выходил. Но сам… Если судить по лицу и осанке, можно было предположить, что прошло не десять лет, а все тридцать. Тогда он был моложавым, бравым мужчиной, а сейчас передо мной стоял старик.
И тут я пошла у него на поводу: не стала сразу спрашивать, что ему от меня нужно, а позволила себя обнять и даже чмокнула в морщинистую щёку. Отец всё-таки.
Когда я увидела, каким торжеством блеснули его глаза, пожалела, но было поздно. В глазах провожавшего меня стражника произошло воссоединения семьи.
Дальше отец завёл меня в ту самую каморку и я поняла, почему он встречал меня на пороге. Там не было места для родственных объятий. Огромный стол, который начинался почти от самой двери, с двух сторон от него два стула и всё. А, ещё стеллажи с папками по стенам и стопки бумаг, занимающие всё условно-свободное место. Ну что же, позиция для меня выигрышная.
Я скользнула за стол и уселась, внимательно глядя на отца. Он хотел меня видеть? Пусть сам начинает разговор. Он и начал:
— Как ты, моя девочка?
— Ничего, спасибо, папа. У меня всё хорошо.
Он воздел руки к потолку.
— Труди, я как услышал, что ты появилась из портала вместе с какими-то людьми, сразу прибежал. Почему ты отказалась пойти домой? Ведь Шольц тебя отпускал!
Фриц мне сказал.
А вот тут ты поторопился, выложил половину карт на стол. А мы сделаем вид, что не заметили.
— Папа, я прибыла сюда не одна и не могла бросить своих спутников. Это неэтично.
У него сновал блеснули глаза.
— А кто они такие? Правда, что один из них — сальвинский принц?
Соврать и сказать, что это не так? Зачем?
— Правда. Один из них принц. Но он не столько принц, сколько боевой маг. А остальные — мои коллеги из разных стран. Мы вместе были в экспедиции и вместе спасались, когда нашим жизням стала грозить опасность, — сформулировала я очень обтекаемо.
Папаша как всегда всё воспринял по-своему. Глазки его заблестели.
— А этот принц не собирается на тебе жениться?
— С чего бы? — ответила я, — Принцы на простых девушках не женятся.
Эх, хорошо, что он не знает, как я отбивалась от чести стать женой Александра.
Как ни странно, он мне не сразу поверил.
— Ну, ты красивая, а маги могут себе позволить гораздо больше, чем простые люди. Ты ведь тоже у нас теперь маг. Вполне подходящая ему невеста.
— Папа, мой жених — совершенно другой человек, — отрезала я.
Кажется, я ткнула в самое больное место.
— Жених? — заволновался он, — Какой такой жених? Разве ты не должна была поставить в отца в известность раньше, чем заводить женихов? Ты не можешь так, Труди! У тебя сёстры! Что скажут люди?!
Я сощурилась, глядя на оживившегося родителя.
Это что ещё такое? К чему приписать? То ли папенька мне жениха выгодного припас, что вряд ли, то ли наоборот, не хочет, чтобы я замуж выходила. Второе-то больше похоже на правду. Никогда не поверю, что он хоть как-то, хоть косвенно, не следил за мной и моими успехами, я имею в виду финансовые. Газеты в Девяти королевствах выходят регулярно, нашу экспедицию они уж точно освещали. Так что папаша должен знать и про то, что мы нашли сокровища, и про то, что я сгинула в горах. Про завещание в пользу сестёр знать не мог, меня пока официально не объявляли погибшей, а без этого нотариус в Альтенбург из Элидианы не потащится. Значит, раскатал губы, сидел и ждал, когда после меня можно будет наследство получить. А тут я такая: жива-здорова, прошу любить и жаловать. И все вымечтанные сокровища мимо носа шмыг!
С ехидной улыбкой ответила на его возгласы:
— Ты забыл, папочка. Перед тобой не маленькая девочка Труди Вюрцль, а взрослая женщина Аделина Манцль. Я уже давным-давно совершеннолетняя и не должна давать тебе отчёта. Так что за кого хочу, за того выхожу. Не знаю, что ты можешь иметь против магистра Баррского. Если есть проблемы, обсуди их с ним.
И тут папаша раскрылся.
— А сокровища?! — воскликнул он, — твои сокровища, которые тебе причитаются! Он же их все захапает! Ничего не оставит семье! А твоим сёстрам нужно приданое! Как я их иначе замуж выдам? Они же не такие красавицы, как ты!
Десять лет, десять лет… Странно. Я, конечно, не следила за тем, что происходит дома, у меня не было такой возможности, но сейчас Лизелотте должно было быть девятнадцать, а Маргарите — двадцать один год. Для Гремона перестарки. Вряд ли тот же папаша позволил им сидеть дома и объедать его.
— А что, они ещё не замужем? — спросила я наивно.
Папашу прорвало и он наконец показал свой истинный нрав. Заорал как резаный:
— И она ещё спрашивает! Как ты посмела?! Нахалка! Мерзавка! Сбежала и бросила нас! Обворовала! Утащила наследство тётушки Гертруды! Девочки остались без приданого! Я нищий, нищий! Ты обокрала свою семью и посмела явиться сюда, чтобы над нами глумиться! И так называемого жениха притащила! Сколько их у тебя, развратная тварь?!
В гневе он даже забыл, что дверь в коридор осталась открыта. Не настежь, но достаточно, чтобы его вопли услышали в приёмной.
Поэтому не стоило удивляться, что через минуту на пороге каморки появился высокий, статный господин в экзотическом наряде, через плечо которого с трепетом заглядывал наш градоначальник господин Гольденштуббе.
Я-то сразу узнала видного иностранца. Во-первых, видела портреты в иллюстрированных журналах, а во-вторых, его племянник здорово похож на дядюшку. Не вылитый, но видно, что родственники. Его величество король Феофан Сальвинский. Поэтому улыбнулась ему и поклонилась как положено. А мой папаша иллюстрированных изданий не читает, они денег стоят и их никто не развешивает на стендах для бедняков. Поэтому он короля не узнал, зато возмутился: кто это смеет ему мешать, когда он с дочерью разговаривает?!
И высказал своё негодование королю прямо в лицо, предложив ему закрыть дверь с той стороны.
Феофан только хмыкнул, зато господин Гольденштуббе побледнел как мел и чуть в обморок не упал. Увидел, что король не требует рубить головы прямо сейчас, весь покраснел от негодования и поехал на моего папашу как гружёная телега под гору.
— Вюрцль, ты совсем с ума сошёл? Забыл, кто ты такой? Здесь тебе не твоя берлога! Туда иди и там командуй! Уже на королей стал голос повышать?!
— На королей? — растерянно произнёс папаша, — На каких королей?
Я ядовито пояснила:
— Папа, перед тобой его величество король Сальвинии Феофан. Так что кланяйся и проси забыть твою безобразную выходку.
Сама же изобразила придворный поклон, что было невероятно сложно из-за отсутствия места, и сказала, обращаясь к королю:
— Простите моего отца, ваше величество, он от избытка эмоций слегка не в себе.
Гольденштуббе на заднем плане хрюкнул, подавляя смешок. Он-то отлично знал, что папаша всю жизнь таков.
Папенька рухнул на колени, да так и остался стоять, с мольбой глядя на короля. А тот мазнул по нему взглядом, обернулся ко мне улыбнулсяпо-доброму. Сказал:
— А ты, красавица, и есть та Аделина, от которой у моего племянника голова кругом? Что ж, я его понимаю.
Эх, зря он это при папаше. Тот сразу забыл про свою вину, глазки у него забегали. Явно составляет в голове новый план, теперь с принцем в главной роли. Короля нужно отсюда срочно уводить, а то как бы не стало хуже.
Я снова поклонилась и сказала:
— Ваше величество, моё имя действительно Аделина. Но прошу вас: давайте уйдём отсюда. Здесь тесно и пыльно. А разговор с батюшкой я уже закончила.
Договорив, стала вылезать из-за стола, а по дороге со значением глянула на папашу. К счастью, он так ушёл в свои дурацкие мечтания, что даже не подумал нас задерживать. Король, как мне кажется, всё понял. Когда мы все очутились в коридоре и я прикрыла за собой дверь туда, где остался Иоганн Вюрцль, он шепнул мне:
— Понимаю тебя, дитя. Родственники иногда бывают ужасны, но мы вынуждены их терпеть.