Алан раньше бывал в Альтенбурге только проездом, из портала в портал. Максимум — трактир на рыночной площади. Поэтому сейчас он шёл за Аделью и озирался по сторонам. Ему было интересно. Здесь, в этом городе его девочка росла, училась, по этим улицам ходила в школу, гуляла. Сразу видно, что город старый, с богатой историей и вообще богатый. Добротные каменные дома под красными черепичными крышами, в каждом внизу лавка, мощёная булыжником мостовая, ящики с цветами под каждым окном.
Идти оказалось недалеко: лавка господина Вюрцля находилась в центре города. Выглядела она достойно: золочёная вывеска, два огромных витринных окна, расписанных виньетками, массивная дубовая дверь с колокольчиком. Это издалека. Стоило подойти поближе, как в глаза бросились признаки, сопутствующие разорению. Запустение и обветшание.
Окна давно не мыты, позолота с виньеток облезла, так же, как и с вывески, рулоны полотна на витрине припали пылью, которую никто не убирал. На обшарпанной двери висел листок, гласивший, что сегодня лавка не работает.
Выходит, у господина Вюрцля нет помощников? Адель что-то говорила про жену и дочерей, где они? Если не пришли поздороваться с ней в ратушу, должны быть дома, трудиться по хозяйству и в лавке в том числе. По крайней мере Алан так представлял себе быть торговцев. Ладно жена, она уже немолода и могла слечь, но взрослые девушки, помощницы?
Вместо того, чтобы отпереть лавку и войти внутрь, Вюрцль потащил их узким проходом вокруг, поднялся на три ступеньки под ржавым навесом и отпер весьма скромную дверь, которая очевидно вела в жилую часть.
Дом встретил пустотой и каким-то нежилым духом. Здесь явно давно не убирали и не готовили, а если кто и жил, то приходил ночевать, не более того. На пыльных, давно не мытых полах видны были дорожки следов.
Алан видел, как поникла Адель, когда увидела, во что превратился её родной дом. А Вюрцль понял, что надо дать пояснения, иначе дочь сейчас примется за расспросы. Поэтому он пробурчал злобно:
— Эта стерва бросила меня и её доченьки тоже. Маргарита нашла себе жениха, а потом Вилма уехала к ней и Лизель забрала.
Алан испугался, что Адель сейчас расчувствуется и скажет, что её долг — остаться здесь и помогать отцу. Потом глянул на её лицо и успокоился. Девушка сдержанно улыбалась.
— Я так понимаю, Грета вышла замуж и приданое ей больше не нужно? — сказала она почти ласково, — А Вилма и Лизель поселились у неё? Скажи мне где, ты должен знать.
— Зачем тебе? — недовольно тявкнул Вюрцль.
— Они мои сёстры, разве нет? — пожала плечами Аделина, — Теперь, когда они выбрались из-под твоего ига, я смогу с ними видеться и помогать.
— А мне ты помочь не хочешь, дочь? — в голосе старика слышались слёзы.
— Нет, не хочу, — спокойно произнесла Адель, — Вспомни, ты сам за всю свою жизнь хоть кому-нибудь помог? Нет, только брал всё себе да отнимал последнее. Почему ты думаешь, что к тебе должны относиться иначе, чем всю жизнь относился к людям ты?
Алану показалось на мгновение, что он слышит не свою Адель, а Дейдру. Суровая, непримиримая, жесткая женщина сейчас ничем не напоминала нежный цветок, каким он всегда ощущал свою любимую. В сердце на мгновение прокралось чувство утраты, но он решительно прогнал его. Пусть! Так лучше! А то этот старый жулик повиснет у неё на шее как жернов и прощайте все их планы на совместную жизнь.
— Ах, не хочешь! — взорвался Вюрцль, — Тогда уходи! Ничего я тебе не скажу!
— Алан, — повернулась она к возлюбленному, — пошли отсюда. Да, надо не забыть зайти в тот трактир, где мы заказали еду, и сказать, чтобы они не несли её сюда, мы на месте съедим.
Тут до папаши дошло, что он лишается дармового угощения и он сменил гнев на милость. Залебезил, уговаривая остаться. Он-де погорячился. А Вилма с девочками живут в городке Бус, в десяти лигах от Альтенбурга. Муж Греты — мельник, владелец мукомольни.
По тому как он это произносил, Аделина что-то поняла, так как спросила равнодушно, как ьы между прочим:
— А муж Лизель?
— Мебельщик, — ляпнул её папаша и понял, что проговорился.
Прижал пальцы ко рту, но было поздно. Адель рассмеялась и сказала Алану:
— Преподавание даёт бесценный опыт, который можно применять не только в университете. Я всё поняла. Отец, — обратилась она снова к Вюрцлю, — тебе пора прикрыть лавочку. По-моему, она перестала приносить доход, а ты уже стар, чтобы стоять за прилавком.
— Что ты предлагаешь? — засуетился её отец, — Как это — прикрыть лавочку?
В это время постучали в дверь: прибыл обед из трактира.
— Поедим, а потом я расскажу, как вижу ситуацию, — сказала Аделина холодно.
Алан тем временем открыл дверь и принял у разносчика судки и корзинку. Все вместе они прошли в комнату, которая по идее должна была служить семье столовой. Признаки запустения там были ещё более явственными.
Пришлось Адели, прежде чем сесть за стол, идти на кухню, мыть накопившуюся там посуду, а затем, собирать из неё три пристойных комплекта, чтобы накрыть на стол. Алан помогал ей: вытирал, расставлял, вытряхивал скатерть, раскладывал ножи и вилки. Господин Вюрцль в хлопотах не участвовал, сидел в углу, нахохлившись, и о чём-то напряжённо размышлял.
После того, как все сели за стол и была съедена закуска, он всё же решил поделиться результатами своих раздумий:
— Если бы ты выделила мне из сокровищ, которые тебе причитаются, десятую часть, я мог бы не закрывать лавку, — сказал он, — Нанял бы продавца и девку для уборки…
— Ты? Нанял? — развела руками Адель, — Это самые удивительные слова, которые я когда-либо от тебя слышала. Удивительные и смешные. Ты же ненавидишь платить чужим. Нет, отец, даже если я буду такой дурой, что дам тебе денег, ты не изменишься. Так что предлагаю реальный выход. Дом пока твой? Не заложен?
— Мой, — в свою очередь удивился Вюрцль, — с чего ты взяла, что он заложен?
— Ну и хорошо, — мирно отозвалась Адель, — раз так, то всё просто. Ты закрываешь торговлю и сдаёшь дом с лавкой какому-нибудь купцу. Место тут отличное, дом сам по себе хороший, ценный, арендной платы тебе хватит, чтобы поселиться у какой-нибудь вдовы, есть, пить и ни в чём себе не отказывать.
Вюрцль смотрел на дочь с ужасом, как на привидение.
— Не хочешь? — продолжала она, — Есть другой вариант. Продаёшь своё дело вместе с домом, деньги кладёшь в банк и живёшь на проценты. Вариант менее выгодный, банковский процент выйдет по сумме меньше арендной платы, но тоже приемлемый. Главное, что при этом ты не позоришься как купец, не разоряешься и становишься всеобщим посмешищем.
Кажется, она знала, на какую кнопку нажимать. При слове посмешище её отец вздёрнулся, как от удара, и сказал:
— Хорошо, я понял. Ты вправду думаешь, что мне нельзя помочь? Деньгами?
— Я не буду выкидывать своё приданое в печку твоих амбиций, — твёрдо ответила Аделина, доедая суп.
Она замолчала и больше не стала принимать участие в разговоре. А Вюрцль обратил все свои силы на то, чтобы перетянуть на свою сторону её жениха. Обратился к Алану и стал засыпать его вопросами. Кто он, что делает, где живёт, как так случилось, что они с его дочерью решили пожениться. И не хочет ли он, Алан, вложить часть денег, полученных в результате удачной экспедиции к пещерам драконов, в процветающую торговлю полотном?
После обеда Адель вымыла посуду и, несмотря на уговоры отца остаться и пожить в родном доме, заторопилась обратно. Алан не очень понимал, куда она спешит, ведь не в камеру же, но оставаться в обществе полубезумного старика тоже не горел желанием. Так что обратную дорогу до ратуши они проделали быстро и молча. А там их поджидал уже знакомый Алану человек среднего роста, возраста и внешности, господин Эмпедокл Сатис.
Если бы этот тип переоделся, Алан его ни за что бы не узнал, хотя уже видел сегодня. Но форменный костюм сальвинских дознавателей напомнил о себе сам. Оказалось, на этот раз Эмпедокл искал Адель.