Слабость так меня и не покинула, поэтому в течение дня я несколько раз выключалась, засыпала на середине слова. Алан не обижался, просто устраивался спать рядом и просыпался, как только я начинала возиться. Он тоже потерял в пещерах много сил, а тут ещё я со своими идеями о близости. Любовь двух доходяг.
В общем, этот день и следующую ночь мы пережили, хотя у меня крепли сомнения, удастся ли пережить третью. Близость драконьего камня выпивала силы похлеще пещер, а он тут был повсюду. Кажется, мы с Аланом угнездились на единственном пятачке, где его не было, но это всего лишь оттягивало неминуемую развязку. Снова лезть наверх и мотаться по туннелям в надежде, что где-то есть выход, было не под силу ни мне, ни ему.
Утром Адель была ещё жива и была в сознании. Открывала глаза, улыбалась, даже бульону попила, но подняться оказалось не в её силах. Говорить она могла, шевелила губами, но изо рта вместо нормальных звуков вылетал какой-то шелест. Укрепляющий отвар больше не из чего было варить, а что ещё могло помочь, Алан не знал. Вернее, прекрасно знал, но средство было из разряда недоступных. Вот если её сейчас вынести из этой проклятой ловушки на волю, позвать ведьму, чтобы прокачивала через тело энергию, а самому сидеть, держать её голову на коленях и по капле вливать в прелестный ротик эликсир Смельса… Тогда сила вернётся и девушка чудесным образом оживёт, расцветёт и окрепнет.
Но эликсира у него нет, а если бы и был, то где взять ведьму? Дейдра или Рианна подошли бы, но они далеко. Если сидеть, как он сидит, и ничего не делать, Адель умрёт. Жизнь просто вытечет из неё по капле, как из прохудившегося сосуда. А она, похоже, даже не думает о том, что умирает. Губы уже совсем бледные, чуть голубоватые, но улыбаются ему самой нежной на свете улыбкой. Так и отойдёт в мир иной с этой улыбкой и он никогда больше не поцелует её, не услышит звучного голоса, который теперь стал чуть слышным. Ему не суждено взять на руки детей, которых непременно родила бы ему эта прекрасная, самая желанная в мире женщина.
Аланом вдруг овладело отчаяние. Не то тупое, от которого умирают все мысли и чувства, а необычайно острое и горькое. Он бы упал на камни и завыл от безысходной боли, но на него смотрели лучистые глаза Адели, перед ней надо было держаться. По крайней мере пока она жива.
Но отчаянью нужен был какой-то выход, поэтому Алан совершил абсолютно дурацкий поступок. Собрал все свои магические силы, сколько их ещё оставалось, и швырнул прямо в небо заклинание светового столпа.
Адель даже ротик приоткрыла. Наверное, хотела спросить, зачем он это сделал. Не успела. Внезапно откуда-то сверху послышались крики: "Идём! Мы идём!"
Алан не сразу сообразил, что это были не звуки, а сильнейший ментальный посыл. Такой мог бы создать только потомок настоящих эльфов. Помощь всё-таки пришла, она близко! От внезапно нахлынувшего счастья и от общей слабости он повалился рядом с Аделью и закрыл глаза.
Уже не первый день спасательная группа продвигалась в направлении, указанном Симоном. Элиастен трижды в день определял состояние и местонахождение потерявшихся в подземных переходах Алана и Адели и подтверждал: они движутся примерно в ту же сторону и вскоре их пути пересекутся. Только вот бедняги с каждой пройденной лигой теряют силы. Алан в меньшей степени, а Адель… Если не поторопиться, скоро некого будет спасать.
Дорога же с каждым днём становилась всё труднее. Горы вокруг как будто подрастали, становились выше и круче, а кроме этого существенно холодало. Днём ещё ничего, на палящем солнце было даже жарко. Все покрылись густым загаром, даже потомок эльфов, который уверял, что загар к нему не пристанет. У средне русого Хольгера и белокурого Александра волосы выгорели до белизны и они внезапно обрели сходство, да такое, что посторонний наблюдатель принял бы их за братьев. Симон, который повязывал свои волосы тряпкой на манер женской косынки, втихомолку над ними подсмеивался.
Но это было днём, а ночью у всех зуб на зуб не попадал. Из-за вкраплений драконьего камня ставить тепловой полог получалось не всегда, а одеяла не спасали. Особенно мёрзли южане: Александр, Элиастен и, как ни странно, Симон. Он тоже оказался откуда-то с юга, по его собственным уверениям, из Кармеллы. В поисках тепла всем приходилось прижиматься друг к другу во время ночёвок и неважно было, кто тут мальчик, а кто девочка. Мёрзли все одинаково.
Между тем забираться и спускаться, в чём состояла их ежедневная деятельность, тоже стало значительно сложнее. Одно дело залезть на скальную стенку в девять локтей высотой, а другое — в двадцать девять. Для Александра такие упражнения оказались бы непосильным трудом, если бы не то обстоятельство, что, волею судеб, препятствия на их пути шли от простого к сложному. Довольно быстро он обучился основным премудростям скалолазания и перестал быть обузой своим товарищам, но всё равно чувствовал, что отстаёт. Это неприятнейшее чувство вызывал у него Симон, который оказался отличным альпинистом.
Надо сказать, отщепенец вёл себя с ним по-разному. То начинал ядовито подтрунивать, безошибочно тыкая в самые болезненные точки, то проявлял доброжелательность и понимание, то внезапно делал вид, что Александр ему абсолютно безразличен, да так ловко, что принц поначалу в это верил. Но зря, что ли, его учили лучшие учителя Сальвинии?! Может быть, в магии они не смогли ему дать глубоких академических знаний, больше налегая на практические навыки, но по дисциплинам, предназначенным для развития личности, у него были выдающиеся учителя, только опыта не хватало. Поэтому через некоторое время до него дошло: парень пытается им манипулировать методом, который очень любят девчонки. Привлечь — оттолкнуть, привлечь — оттолкнуть.
Хороший метод, называемый "качели", он и сам им охотно пользовался, завоёвывая особо несговорчивых дам. Но что от него надо этому жулику, Александр никак не мог сообразить. Ведь зачем-то Симон так действует?
Но поведение отщепенца волновало его значительно меньше, чем их маршрут. Дейдра, хоть и старалась придерживаться указанного изначально направления, но вела их извилистым путём, обходя все мало-мальски выдающиеся вершины. К сожалению, это не очень-то помогало, они всё равно с каждым днём забирались всё выше. Элиастен выражал беспокойство тем, что пути по земле и под землёй могут не пересечься из-за разной высоты пролегания. Дейдра страдальчески морщилась, а затем объясняла, что, если пещеры имеют выход на поверхность где- то в горах, то он, естественно, будет располагаться на соответствующем уровне. Её больше беспокоило то, что в скалах стали всё чаще попадаться включения драконьего камня. Ведьмам это не слишком мешало, ведь они могли просто перенаправлять потоки, которых тут хватало, а вот магам приходилось несладко. Драконий камень пил из них силу при любом удобном случае, а восполнять их резерв любимым ведьминским способом они могли только на привале, да и то… Александру этот способ был недоступен за отсутствием свободной ведьмы.
Поэтому Дейдра, не говоря никому ни слова и не показывая своего состояния спутникам, сильно беспокоилась.
Если Алан с Аделью не найдутся в самое ближайшее время, то вернуться всей командой станет весьма затруднительно. Ей вместе с Зелиндой не улыбалось тащить на себе по горам здоровенных парней, а бросить их тут они бы не смогли. Она положила себе срок: если на десятый день до полудня они не найдут Адель с Аланом, то повернут назад. Обсудила это с Зелиндой, та согласилась.
Вечер девятого дня они провели в маленькой пещерке на склоне высокого скального гребня, преградившего им путь. Утром Дейдра объявила:
— Перевалим на ту сторону и посмотрим. Запустим поиск, Элиастен послушает скалы… Если есть хоть какая-то надежда найти их в течение сегодняшнего дня, ищем. Если нет, пойдём назад. Я не могу рисковать вами всеми ради двух человек. А если мы ещё тут задержимся, есть шанс, что никто не вернётся.
Она ожидала, что её слова будут встречены бурными эмоциями, возражениями и прочей подобной чепухой, и приготовилась отстаивать своё мнение. Напрасно. Народ сидел как пришибленный, но никто не сказал и слова против. Видимо, она не одна об этом думала, такие мысли посещали всех, но ребята просто молчали, держа их при себе. А сейчас, когда Дейдра произнесла всё вслух, каждый испытывал облегчение и одновременно стыдился. Ведь они вышли с благородной, спасательной миссией, а теперь вынуждены будут вернуться и доложить: никого спасти не удалось, хорошо, что сами ноги унесли.