Однако со временем выяснилось, что жить без сцены тоже можно. Грустно, конечно, но ведь Славяна прожила хорошую жизнь, и ей есть что вспоминать! К тому же, как ни странно, каждую секунду появлялась какая-нибудь мелочь, которая требовала внимания и вызывала новый интерес к жизни: те же кошки – они ведь есть должны три раза в день! А единственный племянник Славяны – Пашка?
«Но, видит Бог, излишняя забота – такое же проклятие стариков, как беззаботность – горе молодежи», – цитировала себе под нос Ожегова, набирая в очередной раз Пашкин телефонный номер. Она всегда делала вид, будто нуждается в помощи сама, а не просто так названивает.
Племянник никогда не отказывался прийти по делу. Он входил в комнату Славяны, вежливо улыбаясь, убеждая тетку, что все у него в полном порядке, а от самого разило перегаром и серые глаза были тусклые и пустые.
Она читала в них знакомое до боли: «О, если бы моя тугая плоть могла растаять, сгинуть, раствориться!» – и чуткое сердце подсказывало Славяне – мальчик разрушает себя сознательно. Он хочет прекратить все намного раньше, чем это ему на роду написано.
Престарелой актрисе казалось, что она снова играет в «Гамлете», спектакле, после которого наступил ее собственный крах. И Гамлет сегодня – ее рыжий Пашка, и в последнем акте его пронзит отравленная шпага, а потом он скажет: «Дальнейшее – молчанье»…
Ох уж это актерское воображение! Ох уж эти актерские фантазии!
А сегодня воскресенье и настроение такое солнечное, особенное! Будто выходить Славяне на сцену, будто ждет ее аншлаг, цветы, поздний ужин, улыбающийся Артур на новой двадцать первой «Волге».
Воскресенье само по себе всегда лучше других дней, но в это первое мартовское воскресенье придет в гости к Славяне девушка. Она учится в аспирантуре и пишет диссертацию на тему…
«На какую тему пишет диссертацию Верочка? – попыталась вспомнить Славяна. – Ах, старая, забыла! Словом, что-то о культуре и театре Гродина в эпоху застоя. Какое же чудесное, неповторимое время был этот застой!»
Верочка, красивая девушка с удивительно густыми светлыми волосами, появилась точь-в-точь в назначенное время. Она принесла изумительный торт. Славяна очень обрадовалась торту, поскольку сладкое всю жизнь любила, но ради своих ролей постоянно «постилась».
Накрыли стол для чая, достали старые альбомы, где была масса, огромная масса фотографий, семейных и театральных, где лежали хрупкие пожелтевшие газетные вырезки с хвалебными рецензиями на новую роль Славяны Ожеговой, на бенефис Славяны, на премьеру спектакля с Ожеговой в главной роли.
Верочка спросила о семье, о детях. Узнав, что у Ожеговой своих деток не было, искренне посочувствовала:
– Одиноко вам, наверное, сейчас…
– Вы знаете, Верочка, одиноко мне без театра. А дети… Увы, я столько раз играла материнство, что поверила, будто пережила его на самом деле. Да и племянник есть у меня, сын сестры. Он хороший мальчик, добрый. А то, что пьет… Так время такое…
Рассказав гостье о Пашке, Славяна немного огорчилась, потускнела.
Вера поспешила перевести разговор на театральные воспоминания. Славяна улыбнулась, она снова была прекрасна. Ее лицо, умевшее выразить любое из человеческих чувств, раскраснелось от удовольствия воспоминаний, от благодарности к внимательной слушательнице, от счастья быть услышанной. Верочка тоже выглядела взволнованной: она забыла про свой блокнот и про свой научный интерес, а просто слушала, широко раскрыв удивленные глаза, в которых временами стояли самые настоящие слезы.
После чая с тортом и воспоминаний Славяна ощутила неимоверную усталость. Глаза просто слипались, видимо, давление упало. Или поднялось. Ожегова понятия не имела, чем различаются эти два состояния, поскольку неурядиц с давлением в ее скромном списке физических недомоганий не было.
И голова закружилась, и ноги похолодели. Верочка обеспокоенно взяла ее за руку, посчитала слабый старческий пульс, заботливо помогла прилечь на диван. А когда старая актриса уснула, деловито прочесала все ящики и комоды в поисках паспорта и документов на квартиру.
Перед уходом девушка еще раз подошла к старушке. Лицо на подушке было таким белым, что она снова стала искать пульс на худеньком запястье.
– Нет, – твердила она, – нет, не может быть!
Это всего-навсего диланиум, от него не умирают, он обещал…