«В какую историю она впуталась? Ну зачем, зачем она опять вспомнила «Солнечное». Ведь можно же, можно же было тогда подойти и познакомиться. И сейчас все было бы по-другому…»
Кузьмин встал, прошелся по мастерской, остановился у окна. За дверью все так же играла бравурная музыка, заглушаемая жужжанием пылесоса — Лера продолжала генеральную уборку. Такую же уборку наверняка ей хотелось бы сделать в его голове — вычистить и выбросить на помойку все, что, по ее мнению, нарушает чистоту и порядок, угодный ей.
«Надо обойти все театры, — разглядывая тополя за окном, думал он. — Однако сколько оттенков зеленого… Их хватит на целую картину в одних зеленых тонах. Должно получиться недурно… Значит, театры… Театров в городе за сотню, если не за две — больших и маленьких… И не все, по бедности, вывешивают фотографии артистов. И не во всех спектаклях заняты актеры… А если она никакая не актриса? Если на то пошло, все женщины актрисы… Ну да, конечно. А если она вообще из другого города. А если мне все это приснилось…»
На ветку, прямо напротив, села ворона, сразу став центром композиции, и каркнула на Кузьмина. Сергей отошел от окна поспешно, словно выполняя чей-то приказ, взял фанерку, на которой имел привычку смешивать краски, выскоблил ее до дерева острым ножом, выдавил несколько масляных колбасок и прямо по недоконченной картине, стоящей на мольберте, стал писать портрет Вероники, закусив по давнишней привычке нижнюю губу.
Он работал как одержимый. Лера стучала в дверь, приглашала обедать — Кузьмин не отозвался. В следующий раз она позвала его ужинать — и тоже безрезультатно. А вот когда она позвала его… завтракать, Сергей с чистой совестью откликнулся на приглашение — портрет был готов. На холсте была Вероника, живая, с полуулыбкой на губах и грустинкой в глазах. Получилось!
— Это она? — успев подглядеть, что там стоит на мольберте, спросила Лера. — Можно посмотреть?
Подумав, Кузьмин молча открыл перед ней дверь. Впервые он видел, как Валерия в его присутствии переступила порог мастерской.
— А тебе он легко дался, — рассмотрев портрет, сказала Лера. — И выглядишь ты так, будто только что из санатория. — Она бросила на него быстрый взгляд. — Ни теней под глазами, ничего другого… Я сварила овсянку… Пойдем, пока не остыла…
Тени тенями, а в голове у Кузьмина шумело. Бессонная ночь и тот невероятный выплеск энергии, который и позволил закончить портрет в такие рекордные сроки, давали о себе знать.
Они позавтракали без каких-либо сцен. Лера была в домашнем халате. Позавчерашний демарш казался уже эпизодом из какого-то эротического фильма, к которому он не имел никакого отношения. Разве что как зритель.
— Ты уже придумал, как ее найти? — поинтересовалась Лера, разливая по чашечкам кофе.
— Странно все это. Ты не находишь? Он любил другую, она в связи с этим любила его еще больше. А если он ее все же найдет?
— Тогда он обязательно поймет, что гонялся за призраком. А она будет любить его еще больше.
— Мне кажется, что один из нас… нездоров.
— Хорошо, что ты это сам понимаешь, — спокойно парировала Лера. — Она — твоя болезнь… И она же — твое лекарство. Но… хватит о болезнях за столом. Тебе рогалик маслом намазать?
— Намажь, — вздохнув, согласился Сергей. Кофе возымел на Кузьмина обратное действие.
— Иди поспи немного, — заботливо сказала Лера. — А я в магазин схожу. Холодильник у нас совсем пустой.
Сергей доплелся до постели, которая уже была предупредительно расстелена, разделся, лег и, не успев натянуть на себя одеяло, отключился.
Проснулся он наутро следующего дня. Рядом спала Лера, обняв его, прижавшись всем телом, просунув ногу между его ног. Еще совсем недавно такая ее близость к нему окончилась бы другой предельной близостью. Но сегодня Сергей вдруг почувствовал, что может сопротивляться. И для этого нужно совсем немного: думать не о близкой и доступной Лере, а о далекой, недосягаемой Веронике.
Осторожно высвободившись, Сергей поднялся, прикрыл прелести Валерии (но с паузой, все же с паузой!) и отправился в ванную комнату. Не дойдя до нее, он остановился и быстрым шагом направился в мастерскую. Картина! Она чуть ли не целые сутки была во власти Леры, и та могла сделать с ней все, что хотела.
Сергей с силой распахнул дверь и облегченно вздохнул. Портрет Вероники, такой, каким он его оставил, все так же стоял на мольберте.
Схема была проста. Сергей подъезжал к очередному театру, доставал из машины не запакованный портрет Вероники и, придав лицу соответствующее выражение, прорывался внутрь театра. Если прорваться не удавалось, вставал на пути охранник, он начинал с охранника.