Проводив Оглоблина до выхода, Сергей вернулся в свой кабинет, достал из итальянского дубового комода зонтик и через торговый зал, кивнув на прощанье охраннику, вышел на улицу.
Дождь все еще моросил, нудный, противный. Раскрывать зонт Кузьмин не стал. Старенькая «ауди», принадлежащая боссу, на которой Сергей ездил по доверенности, стояла неподалеку.
Кузьмин сел в машину, но с места сразу не тронулся.
«Свадьбы не будет… — повторил он еще раз слова Оглоблина. — Что за дичь… Вот теперь сделаю все, чтобы свадьба состоялась! Назло Даниле, как это ни глупо…»
Сергей повернул ключ зажигания, включил поворотник и поехал по направлению к центру.
«Свадьбы не будет… Свадьбы не будет…»
Кузьмину вдруг вспомнился день, когда он познакомился с Валерией. Был конец августа и погода, похожая на сегодняшнюю, но без дождя. Работы в тот день не было вообще. Бывают такие дни. Сергей сидел на раскладном стуле, развлекался тем, что рисовал по памяти портрет Вероники. Он часто рисовал ее. Но еще ни разу ему не удавалось схватить то «необщее» выражение лица, которое так его поразило. И вот в тот день впервые что-то получилось. Кузьмин бросил карандаш, поняв, что вот так — неоконченный, непрописанный рисунок — нервные, импульсивные линии — это и есть Вероника, хоть и совсем не похожая на себя. Он смотрел на нее и не мог поверить в удачу.
— Какое красивое лицо, — оторвал его от созерцания своей работы чей-то голос. Ему пришлось посмотреть вверх, словно ребенку на взрослого. Он увидел девушку в светлом брючном костюме, с сумочкой через плечо. Лицо красивое, но без изюминки. Такие очень легко ложатся на бумагу. Правда, была в девушке одна особенка — улыбка. Она улыбалась ему так, будто они были уже давно знакомы. Да что там знакомы. Как будто она половину жизни потратила на его воспитание, вложила себя всю в него и вот теперь с удовлетворением осознавала, что ее героические усилия потрачены не зря.
Через минуту Валерия уже сидела напротив Сергея, а он старательно, закусив нижнюю губу, переносил ее улыбку (именно улыбку) на бумагу. Лера, все так же странно улыбаясь, бросила пару взглядов на рваные кроссовки Кузьмина и вдруг неожиданно предложила пойти куда-нибудь посидеть, отдохнуть. Удивляясь на самого себя, Сергей принял предложение незнакомки, не смог отказаться. Более того, он даже был рад отлынить от работы да еще под таким благовидным предлогом, как знакомство с хорошенькой девушкой.
А через неделю Сергей с готовностью принял другое предложение Валерии: завязать с живописью на неопределенное время и пойти поработать экспертом в антикварную фирму ее отца.
— Не век же тебе ходить в драных кроссовках, — был не самый сильный ее аргумент.
Уже тогда Кузьмин понял, что он не в силах возражать этой девушке с железным характером. И когда по весне она предложила ему пожениться, он воспринял это как неизбежность, ниспосланную свыше.
«Не век же мне ходить в холостяках», — был не самый убедительный его довод…
Воспоминаниям за рулем Сергей предавался недолго.
В начале улицы Римского-Корсакова он свернул в один из дворов, где и оставил машину. Дождь все так же накрапывал. Кузьмин раскрыл зонт, пересек Садовую и вошел в полуоткрытые ворота Юсуповского сада. Именно здесь Лера любила назначать Сергею свидания. Какими-то боковыми ветвями ее предки роднились с князьями Юсуповыми, поэтому и сад, и дворец Валерия Ярцева в шутку (а на самом деле на полном серьезе) считала своими.
В саду, обычно людном, было пустынно — дождь. Мужик в спортивном костюме с собакой на поводке, влюбленная парочка под зонтом на скамейке у входа — вот и все.
Сергей прошел в глубь сада, свернул на боковую аллею. Здесь была скамейка, на которой он и должен был ждать свою невесту. Еще издали Кузьмин заметил, что скамейка их занята. На ней сидел какой-то мужчина с букетом цветов на коленях, что-то читал.
«Тоже на свидание примчался… Раз с цветами…»
Сам Сергей цветов Лере не покупал. Она их не любила. «Мертвечина», — говорила Валерия о сорванных цветах. И в этом она сходилась с Кузьминым на все сто.
Когда до скамейки оставалось метров тридцать, мужчина резко поднялся и направился в сторону дворца, где был еще один выход — на Фонтанку. Цветы и, как оказалось, иллюстрированный журнал остались лежать на скамейке. То, что это журнал, Кузьмин понял, только подойдя ближе.