Сергей молчал, чувствуя, как кровь предательски прилила к щекам. Задавая невинный вопрос о милицейском прошлом Вероники, он и не думал, что получит ответом по ушам.
— И как далеко ты заходила? — выдавил наконец Кузьмин.
— Можно подумать, что это я твоя невеста, так ты расстроился… Тебя интересует, были ли у меня мужчины? Были. Разве в этом дело?.. А тебе советую впредь не очень доверять женщинам. Это и Леры твоей касается. Мне просто хотелось оставить о себе хорошую память. Кто же думал, что мы снова встретимся.
— А твоим словам, что ты очень жалеешь, что я тогда… в «Солнечном» не подошел к тебе… Им тоже доверять не следует?
Вероника смешалась, поставила тарелку на стол.
— Договорим как-нибудь в другой раз, — поспешно сказала она. — Гюнтер пробирается к нам. Смотри, твоя невеста вцепилась в него, как пиявка.
— Невеста… — повторил за Вероникой Сергей, с недовольством глядя на то, как Лера чуть ли не висит на господине Рицке и тому, похоже, это очень нравится.
«А ведь Вероника права! — убежденно сказал он себе. — Разве в этом дело!»
Удачно маневрируя в толпе, Рицке и Валерия подошли к Кузьмину и Веронике. Состоялся обычный обмен любезностями.
— Лера мне пожаловалась, Сергей, что вы настоящий художник, — сказал Гюнтер. — Она отобразила правду?
Кузьмин удивленно вскинул брови. Пожаловалась? Но тут же понял, что у господина Рицке были проблемы с подбором слов, при отсутствии проблем с их окончаниями.
— В некотором роде — да, — согласился Сергей.
— Для меня будет счастье подглядеть ваши работы. Лера сказала, вы притащили их с собой.
Кузьмин бросил на Леру быстрый взгляд, который означал только одно: значит, все-таки это ты подменила картины, раз в курсе, что они здесь! Глаза Валерии, откровенно смеющиеся, подтвердили: да, это я устроила тебе эту маленькую неприятность! И этим «да» она подписала себе «смертный» приговор.
— Гюнтер, — поставив тарелку на стол, сказал Сергей, — можно вас на минутку. Прощу прощения, — улыбнулся он обеим женщинам.
Господин Рицке тоже извинился и сделал вместе со своим новым русским другом несколько шагов в сторону.
— Гюнтер! — твердо сказал Сергей. — Хочу вас сразу предупредить, как честный человек честного человека. Я люблю Веронику и сделаю все от меня зависящее, чтобы она стала моей женой. Моей!
Господин Рицке стоял с непроницаемым лицом. Было такое ощущение, что он не понял, о чем разговор.
— Вы меня поняли, Гюнтер? — на всякий случай уточнил Кузьмин.
— Вполне, — серьезно, на чистом русском, ответил господин Рицке. — Я тоже люблю Веронику, чтоб вы помнили… Мне она дорога. Зачем вам две невесты?
— Лера мне давно никто, — ответил Сергей.
Видимо, прав был Данила Оглоблин, когда говорил, что господин Рицке «жутко правильный». За покушение на чужую невесту чистят физиономию. Но наверняка в проверочном списке Гюнтера битие лица соперника шло с пометкой «неправильно».
— Это все? — спросил он.
— Ну, если у вас — все, у меня тоже — все, — пожал плечами Кузьмин.
— Спасибо за слова. Я буду быстро думать, как отобразить ваше открытие, Сергей. Еще раз: спасибо.
Смущенный реакцией Понтера, правда, предсказуемой, Кузьмин остался стоять на месте, а меценат походкой, полной достоинства, направился к «брошенным» дамам.
— Ты чего ему сказал? — услышал Сергей над самым своим ухом. Вопрос задал Оглоблин. — У него аж очки запотели от волнения.
— Ничего особенного. Я сказал, что женюсь на его невесте.
Данила подавился глотком вина.
— Ты что, с ума сошел? Он же может нам запросто кислород перекрыть!
— Этот не перекроет. Для этого он слишком правильный. Ты был прав. Но мне немного не по себе. Не могу представить, чем он ответит. А ведь он обещал ответить.
Ответ господина Рицке, последовавший на следующий же день, был иезуитским по изощренности и неожиданности. И главное, со стороны он выглядел самым наипристойнейшим образом. Нанося этот удар, Гюнтер срывал всеобщие аплодисменты и ставил русского, осмелившегося мечтать о его невесте, в положение, из которого достойного выхода просто не было.
Но прежде чем выяснилось, кто да что, второй день пребывания в Берлине начался для Сергея с предынфарктного состояния.
Конкурсный спектакль, который оглоблинцы привезли на фестиваль, должен был состояться еще не скоро. Сначала шли англичане, за ними — шведы, потом — белорусы, бельгийцы, французы, чехи, финны, еще кто-то и только уже потом русские.
Оглоблин наметил на утро репетицию, в своем гостиничном номере, в которой Кузьмин, конечно же, участия не принимал. От встречи с немецкими телевизионщиками, назначенной на середину дня, он тоже был свободен, как и от шествия под оркестры по улицам Берлина — такой мини-карнавал — и от намеченных на ближайшие дни внеконкурсных выступлений на площадях города. На что потратить свободное время, Сергей решил еще вчера. Точнее, не на что, на кого — на Веронику. Ему удалось договориться с ней о свидании и то только после слов: «Я хочу кое-что тебе подарить на память». Что подарить? — расшифровывать до конца Кузьмин не стал. Сказал только: картину. Она все же вытянула из него это слово. Вероника была заинтригована. Она написала на вырванном из блокнота листке свой адрес (по-немецки) и посоветовала добираться до нее на такси, просто показав бумажку таксисту. Сергей сник. Выяснилось, что Вероника живет под одной крышей с Понтером! Это могло означать лишь одно: их отношения зашли очень и очень далеко.