- Ну, пойдёмте, - тронул его за рукав глава отдела безопасности. Уже у выхода он снова обернулся к вахтёрше:
- Да, а вчера у вас никаких происшествий не было. Чего-то необычного?
- Было, - сразу же ответила вахтёрша. – Хулиганы на площадке третьего этажа стекло разбили. Это не на моей смене было. Мне Василий Степанович сегодня рассказал, сменщик мой.
- А чего ж он хулиганов-то сюда пустил?
- Так они не отсюда, они с улицы разбили. Камень бросили и разбили.
- Ну и ну. В милицию заявляли?
- А как же! Степанович сразу же сообщил.
- Поймали?
- Говорит, нет. Проехали, кругом осмотрели всё, никого не нашли. Убежали, наверное, сразу же, сволочи.
- А больше ничего не было?
- Ничего. У нас тут всегда тихо, спокойно.
- Ну, ладно. Спасибо. Мы, может, ещё вернёмся сегодня.
- Пожалуйста, пожалуйста. А если Пётр Иванович или Наталья Ильинична появятся, им что-нибудь передать?
- Передайте, что их с работы искали, - сказал Ефимчук, подумав, что Вознесенский скорее объявится в «Астре», чем дома.
Они вышли из дома. Шофёр, куривший возле машины, выбросил окурок и приготовился садиться, но Ефимчук махнул ему рукой, давая знак подождать. Они с Рачеком подошли к чёрному «БМВ» Вознесенского и осмотрели его со всех сторон. Машина ничем не выделялась среди всех остальных, находящихся на стоянке.
Ефимчук наклонился и, сложив ладони, заглянул через тонированное стекло внутрь салона. Там было совершенно пусто, ни вещей, ничего.
- Николай Александрович, - внезапно раздался у него за спиной глухой голос Рачека, который присел у заднего борта машины и внимательно что-то разглядывал.
- Николай Александрович! Вызывайте милицию. Срочно. Здесь кровь.
18.
Утром того же дня Женя отправился к своему начальству и взял неделю за свой счёт. Отпустили его беспрекословно, сразу подписав заявление. Работы не было, и загружать Женю пока не собирались.
Получив желаемые семь дней, Желток отправился претворять в жизнь свои уголовные планы.
Он вышел к троллейбусной остановке и какое-то время размышлял, как ему поступить. Из всех осмотренных им домов, Женю больше всего привлекал последний, где дежурил вахтёр. Но картина, представшая перед глазами Желтка, когда он зашёл в знакомый двор, сразила его наповал. Двор был заполнен милицейскими машинами, среди них затесалась даже одна «скорая помощь», и иномарками. Народу было, по меркам рабочего дня, полно, причём количество милицейских явно преобладало над гражданским населением.
Поборов естественное желание сунуться в толпу и узнать, что здесь произошло, Желток, уже второй раз за сегодняшний день, побрёл прочь от намеченной цели. В доме явно произошло что-то грандиозное, и теперь работать там было позволительно только самоубийце.
«Ну что за непруха такая!» – в сердцах подумал он. – «Уж, если не везёт, то не везёт по всем статьям».
Желтку ничего не оставалось делать, кроме как отправляться к последней, неиследованной ещё, девятиэтажке. И, тогда уже, выбирать окончательный из оставшихся у него вариантов.
Дом, к которому он добрался, сделав несколько пересадок, казался очень похожим на тот, где вчера побывал Женя, но, всё-таки, другой планировки. Желток сначала прошёлся по двору, как и в прошлый раз, изучая подходы. Здесь всё было в порядке. Он внимательно осмотрел машины, сгруппировавшиеся на подъездной площадке, и остался доволен. Большая часть из них была дорогих и престижных моделей, наглядно свидетельствовавшая о достатке хозяев.
Обойдя окрестности, Женя решил, что пора приступать непосредственно к объекту. Он достал из кармана блокнотик и ручку, черкнул в нём вымышленный адрес, вырвал листок, остальное спрятал обратно. Листок он аккуратно перегнул пополам. На ожидание у него ушло около получаса. Примерно через тридцать минут Желток выделил из входящих в дом людей двоих, явно из обслуживающего персонала, то ли электриков, то ли монтёров с телефонной станции, которые уверенно направлялись к подъезду. Держа развёрнутый листок в руке, и делая вид, что внимательно вглядывается в него, Женя подгадал так, чтобы столкнуться с ними прямо у дверей подъезда.
- Извините, вы как считаете, здесь какой номер квартиры написан десять или девятнадцать? – обратился к ним Женя.
Старший из мастеровых, лет пятидесяти, с усами, взял бумажку и, всмотревшись в нацарапанный Женей адрес, пожал плечами: