Однако, несмотря на угрозы жены, Родни воспользовался свидетельскими показаниями, предоставленными Джоном Суинберном. Как ни странно, молодой человек нравился сейчас доктору Принсу гораздо больше, чем прежде. И дело было даже не в том, что Суинберн помогал ему избавиться от ненавистного брака. Родни прекрасно понимал, под каким психологическим давлением находится его бывший ассистент. Молодой человек пытался поступить по справедливости, так, как он эту справедливость понимает. Суинберн признался, что был не в состоянии побороть страсть к Стелле. Он старался, но ничего не мог с собой поделать. Страсть одолевала все его сомнения и укоры совести. Карьера без Стеллы ничего для него не значила. Он предложил ей бежать и начать новую жизнь где-нибудь за границей…
Родни искренне ему сочувствовал. Обманутый муж прекрасно понимал, что Стелла из тех женщин, которые ничего не в состоянии предложить мужчине. Единственное, на что она мастерица, так это создавать иллюзию влюбленности. Однако эта иллюзия настолько пленительна, что способна свести мужчину с ума.
Разрушительную силу чар Стеллы в полной мере испытал на себе и Баррингтон. Хотя незадачливый влюбленный и подозревал, что его опередил более удачливый соперник, сила страсти Герберта Баррингтона росла прямо пропорционально тому, как уменьшались его шансы. Своей кульминации безумие достигло после того, как, прочитав в газете посвященную бракоразводному процессу статью, Баррингтон помчался к Стелле. В результате Родни получил свободу, но не как разведенный супруг, а как вдовец. Эта трагедия произвела на выздоравливающего больного такое сильное впечатление, что он едва не лишился рассудка.
За обедом Родни был молчаливее, чем обычно. Мысли о Кейт вновь заполнили все его существо. Он чувствовал себя прикованным к этому месту. Некая иррациональная уверенность, что любимая рано или поздно вернется сюда, в район Пятнадцати улиц, довлела над доктором Принсем/Принсом.
Только услышав, как Питер, обращаясь к своей дочери, приказал ей: «Перестань трещать, Кэтлин», – Родни осознал, какое впечатление производит на окружающих.
– Боже милостивый, Питер! – воскликнул он. – Не стоит просить ее помолчать из-за меня. По-моему, пришло время перестать обходиться со мной, словно я беспомощный инвалид. Продолжай, Кэтлин. Я слушаю…
– А кто говорит, что я прошу ее немного помолчать, заботясь о твоем здоровье? У меня выдался чертовски трудный день, и теперь я хочу отобедать в тишине и спокойствии.
– Дядя Родни! Я вам не мешаю? – спросила Кэтлин.
– Конечно, не мешаешь.
Он улыбнулся и подмигнул девочке.
– Дядя Родни, – вмешался в разговор Майкл. – Вам обязательно надо посмотреть конструкторы, выставленные в витрине магазина на Кингс-стрит в Шилдсе. Там есть модели кранов. Они перегружают малюсенькие ящики с кораблей в вагоны поездов. Это настоящий маленький док. Просто здорово!
– И впрямь здорово, – согласился с ним Родни.
Затем, понизив голос, произнес:
– Интересно, согласится ли доктор Дэвидсон свозить нас туда сегодня вечером на своем автомобиле?
– Ни за что на свете! – воскликнул Питер. – У меня сегодня еще осталось несколько вызовов, а ты только недавно начал ходить.
– Пожалуйста, папочка!
– Хороший врач сказал бы, что приятные впечатления и перемена места – это то, в чем я сейчас нуждаюсь, – сказал Родни. – К тому же мне ужасно надоело любоваться вон той грязной рекой за окном.
– Помолчите! – обращаясь к своим детям, приказал доктор Дэвидсон.
Переведя взгляд на Родни, он добавил:
– Тем, кто хочет перемены пейзажа, я бы посоветовал взирать на мир из окна, выходящего на задний двор.
Сердитый взгляд метнулся в сторону Пегги.
– А тебе, женщина, я скажу, что, если и впредь в этом доме мне откажут в возможности спокойно поглощать мой обед, я буду есть в ресторане.
Пегги спокойно ответила на угрозу:
– Если Родни хорошо оденется, то мы сможем устроить его на заднем сиденье. Там ему будет удобно. Дети вдвоем уместятся впереди, возле водителя. По правде говоря, я не вижу, почему бы не поехать. Сегодня, в конце концов, сочельник.