Энни молча уставилась на бабушку. Ее и без того большие глаза еще больше округлились.
– Подойди поближе, – тихим голосом попросила Кейт.
Энни медленно приблизилась к матери. Испуганное личико дочери сломало лед в ее сердце.
– Не бойся, родная. Никто тебя наказывать не будет. Просто скажи мне, почему ты ляпнула такую глупость. Может, кто-нибудь говорил тебе до этого, что доктор – твой отец?
Девочка отрицательно замотала головой.
– Ты это сама выдумала?
Энни утвердительно кивнула.
– Но ты ведь понимала, что врешь, а ложь – это неправильно?
– Девочки говорили…
– Да, продолжай.
– Ну… Девочки говорили, что у меня вообще нет папы, а я хочу папу, поэтому я представила себе, что доктор – мой папа. Я сказала Роузи, а Роузи сказала Сиси Лак. Кейт, я просто фантазировала…
Глядя на свою дочь, Кейт вдруг поняла, сколько боли и одиночества, должно быть, предшествовало этой игре в воображаемого отца. Ее сердце переполнилось жалостью. Она сделала все от нее зависящее, чтобы возместить дочери отсутствие отца, но этот зияющий провал, судя по всему, ничем не заделать.
– Как давно ты начала притворяться, что доктор – твой папа?
– Сегодня утром… возле магазина…
– А раньше ты такое говорила?
– Нет… никогда, Кейт! Я придумала это в уборной.
Кейт перевела взгляд на свою мать.
– Все это не могло начаться сегодня утром, мама. Они давно носятся с этой мыслью… судачат, обсасывают ее. Я видела их лица, мама. Плохо, что Энни сыграла им на руку, выбрав на роль отца именно доктора.
Слезы навернулись ей на глаза. Уронив голову на руки, Кейт разрыдалась.
Сара молча стояла, бездумно теребя край своего передника. Она не видела дочь плачущей с самого детства. Даже тогда, когда Кейт вернулась домой рожать, она не проронила ни слезинки. При звуке ее рыданий сердце матери больно сжалось в груди. Этого перенести она не могла.
– Не надо, милая, не надо, – упрашивала Сара дочь. – Он не знает, и никто не осмелится ему сказать. Все это ложь.
Потом она резко повернулась к внучке:
– Зачем ты такое наговорила на маму? Кто тебя дергал за язык?
Кейт вытянула руку и прижала к себе дрожащее тельце дочери.
– Не вини ее, мама. Пожалуйста, не вини. Она ни в чем не виновата.
Выпрямив плечи, Кейт вытерла носовым платком слезы с лица, сняла шляпку и положила ее на стол. Затем, обняв Энни обеими руками, вновь притянула ребенка к себе.
– Дорогая, – сказала она. – Слушай внимательно и запоминай то, что я тебе сейчас скажу…
Энни слушала внимательно, но ни мягкость голоса Кейт, ни любовь и понимание в ее глазах не смогли облегчить удара.
– Ты больше никогда не будешь кататься в машине доктора, Энни. Ты никогда больше не будешь ждать его на углу улицы. Ты меня поняла? Ты должна держаться от него подальше. Если случайно встретишь его на улице, то должна будешь сказать, что спешишь домой или по поручению. Ты не должна больше с ним общаться. А теперь пообещай мне, что ты будешь послушной девочкой и впредь станешь поступать так, как я тебе говорю.
Энни быстро заморгала ресницами, но слезы все же закапали с них на щечки. Девочка тяжело сглотнула подступивший к горлу комок. Ей казалось, ничего не может быть хуже того, что от нее сейчас требуют. Больше не видеться с доктором… Не сидеть рядом с ним на красивом кожаном сиденье его автомобиля… Не слышать его смех… Не видеть, как его загорелые руки тянутся к ней, чтобы поднять ее в воздух… Не ощущать больше восторга от полета… Не стоять на углу и не видеть, как он машет ей, остановив свой автомобиль… Никогда… Никогда… Никогда…
– Обещай мне, дорогая.
Энни хотела ответить, но не могла выговорить ни слова. Кейт притянула ее к груди и крепко прижала.
– Не плачь, любимая, не плачь. Не надо плакать.
Сара и сама утирала уголки глаз краешком передника.
Кто-то постучал дверным молотком во входную дверь.
Кейт бросила испуганный взгляд на свою мать.
Та ее успокоила:
– Все в порядке, дорогая. Это страховой агент. По стуку слышно.
– Ты ведь его не впустишь в дом? – забеспокоилась Кейт.
– Нет, дорогая.
Сара взяла из чашки, стоявшей в уголке горки для кухонной посуды, несколько монет, вытащила из комода гроссбух и вышла в переднюю.
– Успокойся, дорогая, – сказала Кейт дочери, – вытри слезы. Мы сегодня поедем в Ньюкасл…
Но, не докончив фразу, запнулась. Кровь медленно прилила к ее лицу, когда Кейт узнала голос разговаривающего с ее матерью человека. Нет, она его не впустит… Но гость уже был в передней. Кейт оттолкнула Энни в сторону. Дочь, словно заколдованная, уставилась немигающим взглядом на дверь. На ее лице застыло выражение жалости к самой себе. За несколько секунд Кейт успела принять и отвергнуть решение… Сбежать наверх? Нет. Лучше встретиться с ним сейчас и раз и навсегда расставить точки над «и». Подобно опутанной нитями паутины мухе, которая не в состоянии пошевелиться, как будто ее заковали в железные кандалы, Кейт чувствовала, что не поддающаяся человеческой воле череда событий накрепко держала ее прикованной к судьбе. Все попытки освободиться ни к чему не привели, а грязные инсинуации кумушек с Пятнадцати улиц делали ее положение отнюдь не завидным. Надо во что бы то ни стало заставить замолчать этих сплетниц, лишив их почвы для кривотолков. А еще надо избавиться от страстного желания, которое ее пожирает. Вдруг Кейт озарило… Теперь она знала, что предпримет, хотя решение казалось несколько странным. Еще утром она с презрением отвергла бы его, но теперь оно казалось Кейт единственным выходом из патовой ситуации. Она чувствовала, что ее судьба предрешена. То, что должно случиться, обязательно произойдет. Что бы она ни делала, что бы она ни изучала, злая судьба каждый раз поворачивает ее на уже проторенный путь, путь, предопределенный ей с самого рождения.
И стоит ей совершить малейшую ошибку, последствия будут чудовищными. А ведь она на полпути к пропасти…
В любом случае надо подчиняться доводам рассудка, а не идти на поводу своего сердца. До свидания, мистер Бернард! До свидания, мистер Рекс! До свидания, мисс Толмаше! Прощайте вечера, заполненные радостью учебы у мистера Бернарда! И за что ей все это?! И зачем он только появился в ее жизни! Не за тем же, чтобы потом исчезнуть из нее навсегда… Все из-за этого доктора! Враждебность закипала в ее душе, но быстро схлынула, лишь только Кейт встретилась глазами с доктором, который застыл в дверном проеме, уставившись на нее… «Почему он на меня так смотрит? У него нет никакого права…»
Неожиданно Кейт почувствовала себя слабой и разбитой.
«Боже правый! Ну зачем он сегодня пришел? Даже он играет им на руку».
– День добрый, Кейт, – произнес гость. – Счастливого Рождества!
– Здравствуйте, доктор, – сдержанно ответила она на его приветствие.
Под мышкой доктора была зажата длинная картонная коробка. Подойдя к столу, он положил подарок сверху, делая вид, что не замечает Энни, которая стояла, плотно прижавшись спиной к стене в темном углу кухни. А еще гость не заметил, правда, по другой причине, царящую в доме натянутую атмосферу и следы слез на щеках у женщин и ребенка.
– Одна молодая леди договорилась встретиться со мной сегодня в полдвенадцатого, Кейт, – сказал Родни Принс, – но так и не пришла. А ведь она хорошо знает, что вчера вечером я встречался с Санта-Клаусом, и святой Николай передал ей со мной свои поздравления и… подарочек. Это впервые, когда наша юная леди не пришла на свидание. Я уж подумал, что она заболела.
Из угла донесся приглушенный всхлип.
Доктор Принс взглянул на ребенка, а затем снова повернул голову к Кейт.
– Что-то случилось?
Кейт ему не ответила, но обратилась к дочери:
– Ступай наверх, дорогая.
Энни, не отрывая заплаканных глаз от доктора, стояла как вкопанная, словно не слышала слов матери.
– Энни! – несколько резковато повторила Кейт.
Девочка, не глядя, нащупала щеколду ведущей на лестницу двери. Развернувшись, она бросилась прочь из кухни. Послышался топот ее ножек по деревянным ступеням лестницы.